Но особенно запомнился один из высокопоставленных японских, чиновников. «Мы так и впились в него глазами: старик очаровал нас с первого раза: такие старички есть везде, у всех наций. Морщины лучами окружали глаза и губы; в глазах, голосе, во всех чертах светилась старческая, умная и приветливая доброта — плод долгой жизни и практической мудрости. Всякому, кто ни увидит этого старичка, захотелось бы выбрать его в дедушки».
Переговоры продвигались черепашьим ходом, а между тем международная обстановка заставляла русскую сторону быть начеку. Не дожидаясь прибытия полномочных из Эдо, Путятин И ноября 1853 года увел эскадру с нагасакского рейда в направлении Шанхая. Незадолго до отплытия Гончаров пишет Майковым: «Если правда, что в Европе война, то нам придется тоже уходить на время отсюда или в Ситх, у или в Калифорнию, иначе англичане, пожалуй, возьмут нас живьем. А у нас поговаривают, что живьем не отдадутся, — и если нужно, то будут биться, слышь, до последней капли крови».
Как уже говорилось выше, Гончаров лишь изредка сообщает сбоим петербургским друзьям подробности такого рода. Еще в меньшем количестве вошли они в текст «Фрегата «Паллада». По замечанию одного из исследователей этой книги, Б. М. Энгельгардта, писатель и не ставил перед собой целью изобразить все тяготы путешествия на обветшалом корабле, да еще в условиях надвигающейся войны. Основною, считает Энгельгардт, была цель литературно-полемическая: борьба с романтическим штампом в описании дальних стран, их природы, быта.
Нельзя безоговорочно принять такую оценку «Фрегата «Паллада». Авторская установка в этой книге далеко не исчерпывается задачей «преодоления романтизма». Гончаровское «путешествие» для русской литературы XIX века не только эталон реалистической повествовательной прозы, но и уникальная в своем роде хроника политико-экономических процессов, меняющих облик всей планеты. Обстоятельства гончаровской одиссеи, несмотря на массу опасностей, складывались все же на редкость счастливо. Писателю привелось наблюдать целый ряд выразительнейших эпизодов экспансии лидеров мирового капитализма в африканском и азиатском направлениях. После Англии и Капской колонии, после Сингапура и Гонконга, после «неприступной» Японии впереди будут еще Китай, снова Япония, потом Ликейские острова, испанская Манила, берега Кореи.
Несколько дней, проведенные Гончаровым в Шанхае, решительно дополнили в его сознании картину глобального нашествия «рыжих; варваров» — так называет он агентов английского колониализма.
Бесстыдство их «доходит до какого-то героизма, чуть дело коснется до сбыта товара, какой бы он ни был, хоть яд!» — возмущенно записывает Гончаров в главе «Шанхай». Оказывается, если в начале XIX века европейцы ввозили в Китай товаров на сумму около пятнадцати миллионов серебром и опиум из этой суммы составлял не более четверти, то с тех пор в торговле опиумом достигнут внушительный прогресс. В начале 40-х годов общий импорт увеличился до тридцати миллионов. Причем из них на долю опиума приходилось уже четыре пятых. Теперь же, в 1853 году, сообщает Гончаров, «гораздо больше привозится в один Шанхай».
Опиум поставляют из Индии, где на громадных плантациях специально засевается мак. В дело втянуты тысячи людей, десятки торговых домов, целый флот. Но торговля ведется тайно. Британское правительство — запевала международного гуманизма, — естественно, стоит выше дрязг с наркотиками и обвиняет в попустительство китайскую сторону.
На улицах опиумной столицы англичане ведут себя вызывающе, грубят, рукоприкладствуют. Китайцы не смеют ответить даже словом возмущения. «Не знаю, кто из них кого мог бы цивилизовать: не китайцы ли англичан, своею вежливостью, кротостью», — спрашивает писатель.
…После вторичного посещения Нагасаки «Паллада» по пути к Маниле бросила якорь у Ликейских островов. Гончаров с некоторым предубеждением смотрел на берега, поросшие тенистой тропической растительностью. Накануне он полистал том путешествий англичанина Базиля Галля, сорок лет назад первым из европейцев посетившего эти острова. По Галлю выходило, что тут царит полнейшая идиллия, подобие золотого века. Много насмотревшийся за год плавания Гончаров имел все основания не доверять такого рода характеристикам.
Однако увиденное здесь, в Ликейе, как будто расшатало его скептицизм.
Поразительна была уже первая встреча с местными жителями. «На берегу нас приветствовали какие-то длиннобородые старики, с посохами в руках, с глубокими поклонами, с плодами… вспомнишь не то Феокрита, не то Галлера (швейцарский ученый и поэт XVIII века. — Ю. Л.), не то русскую сказку о стране, где текут реки меда и молока».