Послышался скрип снега под полозьями и резкие выкрики. Налетели ароматы сытного зверя и молока, смешанные с едким запахом шкур и дыма, жженой кости и горелого жира. Почуяв угрозу, два волка бросились навстречу приближающимся людям. Третий остался на страже. Вожак, чуть слышно поскуливая, продолжал свою работу.
К поляне мчались запряженные оленями нарты с тремя охотниками незнакомого племени. Понимая, что вот-вот вновь соскользнет во тьму, Сур приказал младшим братьям спрятаться. Что подумает человек, увидев волков над трупом человека - что он их добыча! Он не хотел смерти своим воспитанникам.
Сани выкатились из-за камней. Олени шарахнулись в сторону, почуяв хищников. Охотники спрыгнули на снег, держа наготове копья, и принялись осматривать поляну. Глазами скрывшихся за кустами волков Сур видел, как человек в меховой малице склоняется над ним, как трогает лицо, прикладывает ухо к груди, слушая сердце. Он собрал все силы, чтобы пошевелиться и застонать. Чужак распрямился и крикнул, подзывая спутников. Юношу подняли и понесли к нартам.
Последним усилием он приказал серым братьям следить, но не приближаться. И вновь погрузился в нездешний мрак.
Сур очнулся. Он понял, что лежит на мягком, но не смог открыть налитых свинцом век. Кто-то поднял его голову и начал вливать в рот горячую горькую жидкость. Сначала от боли, рожденной прикосновением к опухшему затылку, он чуть снова не потерял сознание, но послушно проглотил отвар. Вскоре скребущие по ребрам ножи исчезли. Он даже смог почувствовать ласкающее тепло мехового одеяла. Юноша попытался нащупать серых братьев, но ответом ему была тишина.
Раз нет чужих глаз, значит, придется открыть свои. Он долго не мог увидеть ничего, кроме цветных пятен и серой мути. Постепенно сквозь них проступили очертания его прибежища – сверху обычный потолок из шкур, рядом горел огонь в обложенном камнями очаге, а чуть поодаль сидел на пятках седой старик в расписанной узорами малице. Морщинистая кожа лица была непривычно белой. В четыре косы вплетены медные подвески и пестрые перья. Увидев, что юноша открыл глаза, старик заговорил с ним на незнакомом языке. Сначала Сур принял его за жителя Илла и только когда старик обратился к нему, понял свою ошибку.
Все, что мог ответить Сур - отрицательно покачать головой, показав, что не понимает. Старик улыбнулся и стал показывать знаками, что все хорошо и гостю нужно лежать, с чем юноша с готовностью согласился. Но даже эти движения отняли слишком много сил, и он опять соскользнул в уютный сумрак забытья.
В следующее пробуждение рядом опять был старик. В стороне Сур заметил еще двоих, столь же беловолосых и белокожих. Они лишь сидели поодаль и с благоговением наблюдали, как хозяин промывает раны Сура, окуривает его дымом из полой костяной трубки и поит отварами. Старик водил над ним руками, словно поглаживая, и прикладывал каменные и железные пластины к ранам и лбу, растирал тело юноши резко пахнущими мазями.
Сколько продолжалось лечение, Сур не знал. Он то приходил в себя, то вновь проваливался в липкое мучительное забытье. Но вскоре оно стало сменяться здоровым, приносящим отдых сном и гость уже смог приподниматься на своем ложе и шевелить пальцами обмотанной лубками левой ноги.
Что ж, все повторяется. Вновь Сур, как и в пещерах кайр, учился новому языку. Но на этот раз легко и быстро, ведь олень тоже был оленем и трава травой, лишь звучали по-другому. Многие названия были похожи на странно искаженные слова северного царства Архонта.
Все повторяется, но повторяется по иному. Теперь его дух был силен, мысли ясны и он прекрасно помнил свой путь, но вот тело, размозженные мышцы и переломанные ребра приковывали к постели. К тому времени, как ноги вновь начали слушаться, Сур стал понимать, о чем говорил хозяин и приходящие к нему мудрецы. Надев теплый меховой балахон, осторожно опираясь на костыль, он выбирался из теплой духоты жилища, и садился у входа, глядя вниз.