Вскоре юноши достигли последних землянок и оказались у ограды Поля Племен из жердей и столбов, увешанных черепами зверей птиц и даже людей – врагов Детей Пернатого. Невдалеке у ворот, через которые проходил путь от моря к святилищу, охотники, собравшись в круг, кричали и размахивали руками. Стоир оживился и поспешил присоединиться к толпе, позвав за собой юношей. У подножия резного столба ворот, на растянутой шкуре шла игра. Игроки, сидя на корточках, метали резные кости, подобные гадательным, только на гранях вместо священных знаков стояли цветные точки – число бросков. Складывая из пальцев сложные фигуры и долго прицеливаясь, кидали на шкуру роговые пластинки, выбивая чужие кружки за край, стараясь не задеть костей, иначе игра начиналась сначала. Соплеменники и просто случайные зеваки шумно подбадривали, охали и ругались, когда кто-нибудь промахивался. Удачник забирал заклад, и место выбывшего охотника занимал новый.
Дождавшись своей очереди, Стоир сел к шкуре, вынув из мешочка на поясе полупрозрачное лезвие обсидианового ножа. Его противник – рыжий северянин в меховой безрукавке выложил рядом с лезвием три кремневых наконечника для стрелы с плоским, как долото, острием.
Охотник Кайр кивнул в знак согласия и сгреб рукой кости. Первый бросок был удачен. Провожатому юношей выпало четыре биты. Его противнику только две. Судья из Чирков выбросил на шкуру оставшиеся пластинки широким веером и Стоир сделал первый бросок. С глухим стуком три пестрых черепаховых кругляша выкатились за кожаное поле. Северянин крякнул и долго целился, прежде чем сделать ответный ход.
Зоул увлекшись игрой, перестал замечать, что творится за пределами кожаного круга. Но вдруг его лицо кольнул памятный тяжелый взгляд. Юноша оторвался от шкуры и обнаружил напротив, за спинами охотников, черноволосого, встреченного утром. Как и тогда, незнакомец поспешил опустить глаза и скрылся за ближайшей землянкой. Но на этот раз юноша внимательно следил за ним.
Вскоре черноволосый появился снова. Важно прошествовал через ворота и направился к одинокой, согнутой дугой, ветле, стоящей неподалеку от ограды. У ее корней пузырился кожаный полог, обложенный с боков хворостом. Зоул удивился - согнутые деревья - знак нижнего мира и ни один из детей Матери Всех не стал бы даже просто отдыхать под их ветвями, не то, что ставить палатку. Однако вокруг дымящегося костра под поникшими ветвями сидело пятеро мужчин в лоснящихся безрукавках из чешуйчатой кожи и штанах. В заплетенных множеством кос черно-смоляных волосах блестели пестрые ленты. Приглядевшись, юноша понял, что это змеиные выползки.
Незнакомцы что-то обсуждали, размахивая руками и скаля зубы в странной гримасе - ухмылке. Подойдя к соплеменникам, черноволосый бросил краткое слово, и спор мгновенно утих. Теперь все пятеро молча глядели в костер.
Стоир тем временем успел потерять заклад, вернуть его и, наконец, с прибытком выйти из игры. Близился вечер, и дети кайры отправилась обратно к землянке. Вдруг Зоул ощутил, как пять игольно-острых взглядов на мгновение вонзились в спину. Хотя юноше очень хотелось обернуться, но он крепился и продолжал шагать вслед за провожатым. И только когда полог скрылся за кровлями хижин и землянок, задал Стоиру вопрос:
-Те пятеро, что сидели под согнутым деревом, кто они?
-Дети Змеиной Матери, - нехотя ответил охотник, и Зоул невольно вздрогнул. – Говорят, они не почитают Томэ. Так что держись от них подальше. Здесь им никто не верит... - Воин быстро сделал пальцами знак, призывающий предков на защиту, сплюнул и презрительно добавил: - Их и терпят на поле из-за песка для полировки да кремней... таких крупных больше нигде и не сыщешь. И слоятся уж больно хорошо... Говорят, они там, в полуночных горах, превращают в камень головы своих пленников... – последние слова он произнес шепотом и опять сделал знак.
Усталое солнце позолотило подбрюшья облаков. Юноши сидели у порога, глядя на закат, наслаждаясь вечерним теплом и сытостью от съеденного ужина. Стоир похрапывал в землянке. Два его товарища, расспросив гостей о делах племени, ушли нести стражу.
Из-за полога вынырнул старик и принялся загонять молодежь под крышу.
-Идите, идите спать, завтра тяжелый день, большой день, нельзя не спать, нельзя...
Поддавшись увещеваниям, троица улеглась на свободных лежанках. Прожитый день мелькал перед закрытыми глазами пестрой россыпью картинок, но усталость сделала свое дело, и сон не заставил ждать.