Глава 6. Нити и гребень.
Костяные зубцы, подцепив серо-голубую жилку, начали тянуть ее вниз из клубящегося молочного тумана. Вскоре показался узел. Толстая багровая нить туго обхватила серую и другую, черную как ночь, с сияющими белыми вкраплениями. Рука попыталась раздвинуть волокна, но багровая жила, точно змея, вновь обвивалась вокруг них, соединяя вместе. Тонкие пальцы аккуратно ухватили пучок ниже узла, и гребень начал расчесывать жгут, вырывая белые искры из черной нити и синие из серой. Сапфировая и алмазная пыль повисла в белом пламени и разом осела, слагаясь в голубое небо и белые камни.
Горячий полуденный свет лился на сухую равнину, по которой ползли навстречу друг другу два безбрежных моря людей, две сильные армии. Под лязг оружия и грохот барабанов, вой раскрученных на шнурах громовых камней и рев рогов лавины неуклонно сближались. Одна сверкала медью мечей и шлемов, другая черными полированными щитами и наконечниками копий, украшенными пучками перьев.
В стороне над степью возвышался курган, увенчанный короной стоячих камней, сияющих под лучами солнца, подобно огромным кристаллам. У подножия виднелись крохотные фигурки людей. Шестеро мужчин в белых меховых плащах следили за сходящимися армиями и ждали.
Сейчас они видели глазами своих братьев, шагающих в первых рядах воинов, как приближаются чужаки в кожаных с воронеными пластинами доспехах, чувствовали дрожь земли под колесами боевых повозок, видя свое отражение в черных зеркалах щитов. Всей душой рвущиеся встать рядом, столкнуться с врагом грудью, они оставались здесь, черпая силу у священного места, отдавая братьям по стае, помогая вселять в смертных уверенность, наделять силой и бесстрашием. Но, пытаясь подавить, испугать, заставить бежать с поля боя врагов, они чувствовали сопротивление иной силы - равной, а может быть ,и большей. Ее истоки - парящие черные точки в раскаленных до бела небесах.
Он бежал по степи в облике волка, чувствуя потоки ярости, боровшиеся над равниной, желая скорей встать в круг на холме, уронить капли своей жизни в общую реку.
Две армии столкнулись, оросив пыльную траву первой кровью. Над равниной разлился звон оружия, крики сражающихся ,и стоны умирающих. Темные точки, кружащие над полем боя, начали снижаться, собираясь над холмом. Он видел глазами собратьев, как крапинки на коже неба вырастают в больших птиц. Вороны падали вниз, сложив крылья, лишь в последний миг распахивая их, останавливая безумный полет и коснувшись земли, вставали высокими воинами, закованными в черненые чешуйчатые панцири, словно в перья, неся в каждой руке по длинному мечу.
Один из них темной молнией пал на камень в центре белого круга, разбившись вдребезги, но и его расколов надвое. В этот миг волку показалось, что у него вырвали сердце. Ручей, поивший живительной влагой, иссяк. Следом обрушились новые мгновенные удары боли и холода. Волк чувствовал, как один за другим гибнут его братья. Потом наступила тишина. Это было самым непривычным и жутким. Впервые за много лет он остался один. С тишиной пришел страх, выжег остатки мужества и гордости, заставив мысли метаться в ужасе под гулким сводом черепа.
Волк бросился бежать. Стремясь укрыться от угрозы, веющей с неба, он мчался на восход и не видел, как от парящей в небе стаи отделилась одна из птиц, устремившись за ним по еще не остывшему следу.
Зоул проснулся среди ночи в холодном поту и долго глядел в темноту. Перед глазами продолжали проноситься недавние видения. Рядом слышалось спокойное сопение и храп юношей и охотников. Закрыв глаза, попытался вновь уснуть, но не смог. Картины обретали четкость и реальность, окатывая давним ужасом. Если прошлое таково, стоит ли пытаться оживить его вновь? Может быть, он сам хотел позабыть? Но и просто лежать без сна он уже не мог. Томило смутное беспокойство, неясный призыв. Вволю поворочавшись на своем ложе, он, наконец, выбрался на вольный воздух. Оставив позади опустевший, погасивший огни поселок, поднялся по склону и подставил лицо прохладному ветерку, налетавшему с моря.
Отсюда была хорошо видна часть бухты и снежно-белый Морской Палец на ней. Луна едва просвечивала сквозь белесую завесу облаков, но и редкие лучи играли на волнах, четко отделив гладь воды от темной ленты берега. Морской Палец мерцал собственным перламутровым свечением, стекавшим с его граней словно струйки тумана. Даже волны, лижущие его непроницаемо черное подножие, искрились тем же неземным сиянием.
Посреди бухты возвышался родной брат стоячих камней из сна. И от него тоже шел призыв, едва различимый голос, зовущий, молящий, обещающий.