Что-то случилось с его глазами. В прозрачном прежде воздухе шевелились сонмы неясных теней. Обострившийся слух ловил гул сотен голосов, потрескивание огня и скрип рогожи под бестелесными ногами. Над почти потухшими углями плясало в диком танце голубое призрачное пламя.
-Теперь ты готов, - услышал он гремящий на весь мир голос. - Идем.
Проплыв сквозь туман теней, хозяйка подошла к ковру на стене и отдернула его.
Пещеру затопило радужное сияние. В серокаменной плоти холма открылся проход в рост человека.
-Иди за мной, приказала ворожея, и Зоул молча повиновался.
Они шагали по проходу. Свет становился все ярче и гуще, будто уже светился сам воздух. Миновав пару узких ответвлений, юноша, нагнув голову, протиснулся вслед за хозяйкой в маленькую комнатку, круглый пузырь пустоты в самом сердце холма, большую часть которого занимало сооружение, очень похожее на станок для тканья ковров. Гладкая белая рама переливалась перламутром. Казалось, в пещерку втиснули часть костяка неведомого чудовища. И лишь приглядевшись, Зоул понял, что это Великое Древо, но не Древо Мира, а Древо Вечности. Змей, кусающий свой хвост. Тонкие корни, похожие на чешуйчатых змеек, вырастали из черной плиты, утонувшей в сером камне пола. Они тянулись вверх, переплетаясь, и сливались под потолком в монолитный ствол. Белые ветви, усеянные листьями – чешуйками раскинулись по гладкому куполу пещеры. На причудливое резное основание натянута кружевная сеть из блестящих желтым металлом нитей, в которой билось, словно пытаясь вырваться на свободу, разноцветное сияние.
Ворожея подошла к золотистой сети и быстрыми движениями раздвинула вынутым из волос гребнем ячейки, создав проход.
Когда глаза юноши достаточно привыкли к свету, он разглядел, что сияющий туман сложен из множества цветных прожилок, сплетенных в бесчисленные узлы и петли, шнуры и жгуты, в сложные узоры и полный хаос. Возникая из черного камня основания, они вновь растворялись наверху в белом киселе.
Ворожея погрузила гребень в самую гущу нитей и осторожными движениями начала расчесывать, раздвигая в стороны. Синий камень в окружении радуги стал чернее ночи, и, казалось, разноцветные полоски разбегаются от него, а, коснувшись, на мгновение теряют упругость и блекнут. Переплетение волокон все больше редело, они исчезали где-то с боков рамы, и вот, наконец, в молочном тумане-мареве осталось всего несколько прожилок.
-Ты пришел вовремя, - не оборачиваясь, произнесла колдунья, - в день даров огонь погаснет до новой луны. А теперь подойди ближе, смотри, вот нить твоей жизни...
Она подцепила гребнем темно-серую с сапфировыми искрами жилку и, схватив ее пальцами, начала проворно вытягивать из черной плиты основания, подбрасывая вверх. Петли повисали в молоке тумана, множились, синие искры разгорались, сливались, и вот уже под золотой сеткой плясали языки живого голубого огня.
Колдунья обернулась. В опаляющем свете обращенное к Зоулу лицо утратило сходство с человеком, преобразившись в высеченную из белого камня маску божества с черными провалами вместо глаз.
-Если хочешь вернуться назад, не отпускай нити.
Гремящие слова огненными рунами вплавлялись в память. Мраморная рука протянула ему пульсирующее голубое волокно. Юноша сжал его ладонью. По жилам разлился холод, глаза заволокла васильковая пелена, и только завораживающий голос звучал в ушах:
-А теперь входи в пламень!
Зоул шагнул вперед в объятия огня. Небесное сияние охватило его. И больше ничего не осталось. Только голубая бездна и обжигающая холодом нить в руке. Но вдруг на безупречной синеве возникло пятно. Белый призрак. Большой снежный волк приблизился и остановился, глядя на человека. Потом повернулся и потрусил назад. Остановился, обернувшись. Юноша понял и последовал за ним в белое пламя.
Чёрное перо
Книга Сура: Черное перо.
И чисто алым, кровавым цветом
Окрасят волны песчаный берег,
Там, где впервые его коснется,
Пав с неба, черное перо.
Бесплотные валы катятся над миром, то утихая и разглаживаясь, то вырастая до звезд, сталкиваясь и разбивая друг друга вдребезги, и нигде не находя иной преграды, кроме грани мира, обрушиваясь на нее вечным прибоем. Немногие могут внимать этой нескончаемой песне разрушения и созидания. Я слышу ее. Здесь вблизи Кромки, у дороги Бера, рокот волн особенно силен. Он зовет, завораживает, уносит в неведомые смертным выси. Но еще не время. Нужно вернуться.