Ветер теребил макушки трав и плел узоры из листьев. В овраге пел песню ручей. Серебристая стрекоза вынырнула из тени, сверкнув на полуденном солнце слюдяными крыльями. Зависнув на мгновенье, опустилась на голову окаменевшего пришельца. И испуганно унеслась к воде, когда он резко поднялся, развязал мешок, извлекая на свет широкое бронзовое лезвие и деревянную рукоятку длинной в локоть. Скрепив их ремешком, незнакомец принялся срезать дерн у корней соседнего дерева, намечая продолговатую яму. На счастье под зеленым одеялом трав и корней лежал желтый сыпучий песок.
Когда пришелец закончил свой скорбный труд, уложив на место последний квадрат дернины, глаз Ллуга уже начал клониться к закату.
Сев рядом с холмиком, человек обтер травой свой инструмент и, сняв с рукоятки, уложил в заплечник. Достал хлеб, бурдюк и ломоть сыра. Поклонившись солнцу и бросив пару кусочков лепешки в сторону оврага, принялся за еду. Оставшийся кусок хлеба и сыра положил на холмик и вылил рядом остатки вина. Собрав свои пожитки, незнакомец встал над могилой, склонил голову и пробормотал с полдесятка слов на незнакомом языке. После закинул мешок за спину и, не оборачиваясь, направился по следам мальчика, к лежащему за холмом доминиуму.
Сур заметил человека еще издалека. Вместе с ним,окончательно убив прежнюю детскую безмятежность, пришла тревога, предчувствие неотвратимых перемен. В вечернем мареве над прокаленной дорогой темное пятно казалось призрачным и бесплотным. Силуэт дрожал и расплывался, но, наконец, оформился в фигуру высокого путника в полотняной шляпе и дорожном плаще. Он медленно, но уверенно шагал по камням и, увидев сидящих под деревом старика и мальчика, подошел к ним.
Дневной свет на мгновение померк, и бесплотные тени зашевелились вокруг. Взгляд невидимых в тени широких полей глаз был чем-то неуловимо схож с взором умирающего волка. Но на этот раз он был живой, полный потаенной силы. Пронизывающий, как холодный ночной ветер, перебирающий самые скрытые мысли, как ворох сухих листьев. Перед мальчиком вживе встало все, что произошло утром на лугу. Испугавшись, Сур сорвался с камня и, заскочив в ворота, спрятался за оградой. Пришелец, словно не заметив его бегства, учтиво заговорил со стариком.
Здравия тебе и живущим под этой крышей, - мужчина склонил голову в легком поклоне. - Скажи, почтеннейший, нет ли здесь работы для целителя.
Ты, наверное, смеешься над старым рабом, прохожий. – С обидой прошамкал Фем. - Какой же я почтеннейший.
Извини, если я чем-то тебя обидел, почтенный. Но все-таки, нет ли у вас хворых? Может кто хочет получить помощь скромного служителя Апсуса?
Вряд ли ты найдешь здесь работу, прохожий, – с сомнением покачал головой старик. - Рабов лечу я сам, а если заболеет кто из дома, то хозяин привозит дорогого лекаря из города. А они доки, поди, лучше тебя и меня.
О, так ты мой собрат по ремеслу, почтенный, – оживился пришелец, - я рад, что встретил тебя здесь.
Спасибо на добром слове, незнакомец, только разве собрат я тебе, свободному.
Перед Апсусом, небесным врачевателем, все мы равны, почтенный. Но скажи, нельзя ли у тебя купить некоторые из снадобий? Моя сумка почти опустела.
Пойдем в мой огород, незнакомец, но сначала зайди к управителю. Как бы хозяин не рассердился...
Пятнистый сторожевой кот на цепи у входа выгнул спину и завыл, ощерив клыки навстречу пришельцу. Мальчик же уже скрылся в глубине дома.
Запыхавшийся Сур влетел в комнату Наэли, едва не сбив с ног выходившую кормилицу. Мачеха сидела у станка и, хотя руки ее лежали на гребне для набивки, она не ткала, а только глядела на пестрый рисунок, глубоко задумавшись.
Мальчик уткнулся ей в грудь, и она сразу оживилась, успокаивающе гладя его по голове, перебирая тонкими пальцами короткие растрепанные волосы.
Что такое, что опять случилось? Чего ты теперь испугался?
Там... у ворот... жрец Апсуса. Они говорят с Фемом.
Жрец Апсуса? - В голосе Наэли проскользнула нотка любопытства. - Подожди меня здесь, нам нужно будет поговорить. Смотри не уходи. - Приказала хозяйка дома и, отложив челнок, вышла из комнаты.