Я не могу противостоять старейшинам в делах духов. Если бы сейчас нам грозили враги…
Война уже идет к вам. И если вы не вступите в союз с пернатыми, она просто проглотит вас и не поперхнется.
Война. Война. Слышу уже третий раз. Может, все это пустые слова. Многие испугались черноруких. Но мы отогнали их сами, без помощи рыбоедов.
Теперь сюда хлынут все племена степи и леса из-за порога гор.
Зачем им ломится сюда, под наши стрелы?
Тебе рассказывали о семи царствах?
Да, учитель иллан много говорил.
Того семицарствия, которое помню я, которое застала наша мать, больше нет. Я знаю, я стоял рядом с гармосом, военным вождем лоарии. Я видел, как гибла стража Илла. После этого я и бежал на край мира. С заката пришла новая сила - племена моря. Семицарствие одряхлело. Теперь оно просто упадет в крылья завоевателей.
Какие крылья?
Я оговорился... Аха сохраняла свои караванные тропы и оазисы только благодаря Астии. Илл хоть и был послушен, но всегда недолюбливал южан, к тому же он обескровлен гахами и лесовиками. Тары, почуяв слабину, ударят в спину лоарцам. Астия никогда не была воинственной. Завоеватели просто проглотят семицарствие и пойдут дальше. До степей и горящих гор. Если лоарцы искали только новых шкур для шатра своего царства, то этим нужно все. Они уже взяли себе рудники отцов металла.
Значит, они хотят только медь и золото горящих гор? Тогда зачем мне воевать с ними... может, они и не тронут наших степей.
Может быть, только те, кто им не покорится, кого они сгонят с мест, пойдут на восток. И пойдут самые дикие, самые упорные. Они ищут новых земель. В ваших степях будет тесно.
Может быть, я и поверю тебе, брат, но старики не поверят. Чем ты докажешь свои слова?
Когда я должен умереть?
Завтра на рассвете, когда солнце уронит первые лучи на каменную ладонь.
Я могу просить обряд очищения... воину не престало представать перед предками, не смыв тяжести мира с плеч!
Ты получишь его.
После я скажу тебе, где искать врагов.
Я знал, что на закате сильные колдуны. Но что ты один из них… - вождь поднялся, - Готовься!
Абех вышел из жилища. Вслед за ним, прихватив чашки и ведерко, засеменила старуха. Вскоре она вернулась и с поклоном, но по-прежнему молча, положила около постели гостя стопку одежды. Преодолевая слабость, Зоул облачился в просторные рубахи и штаны патири, голубые, с красным кантом.
Едва юноша успел облачиться, как Абех вернулся.
-Идем, в белом шатре все готово.
Утренний свет ударил в глаза. День едва набрал силу, и солнце ярко сияло в небесах. Жилье вождя стояло на краю обширного стойбища, и было бы похоже на все остальные, если бы не стоящие по краям входа два высоких шеста с кошачьими хвостами наверху.
Вокруг было разбросано до двух десятков шатров. Виднелись загоны для скота. Шипели полосатые сторожевые коты. Двухколесные повозки стояли без быков, задрав в небо оглобли. Людей было мало. Подростки и девушки пасли стада в степи, мужчины охраняли пастбища. Изредка мелькали женщины, в пыли возились дети в коротких рубашках. Только раз на окраине показались двое воинов на вайпу.
У выхода ждали два важных длиннобородых старика. Зоула провели мимо пустых загонов на другой край стойбища. Там, в стороне от остальных, поднимался к небу молочный конус шатра предков. Рядом торчала из земли половинка черного каменного яйца в рост человека. Вокруг него топорщился частокол шестов, увешанных шкурками и цветными лентами, перьями и пучками волос.
-Камень Сиппу, духа ветра, - пояснил Абех. - Сюда садится он, слетая соколом с небес, чтобы выслушать наши жалобы и унести их в небо, матери Пати.
Зоула ввели через расписанный цветами полог под белую войлочную крышу. У порога все сняли обувь и омыли ноги из глиняного кувшина. Зоул последовал их примеру и ступил на серую кошму пола.
В центре шатра дымил неизменный каменный очаг. Около него, споря в пол голоса, суетились два пожилых патири в синих халатах и войлочных колпаках. В дальнем от входа конце Зоул заметил лежащего человека, укрытого меховым одеялом. Чуть поодаль сидела на пятках знакомая старуха.
Зоула усадили лицом к выходу. Старики принесли чашу терпкого напитка, и юноша послушно осушил ее. Перед ним появилась медная, украшенная яшмой и нефритом, чаша для курений. В кучке сухой травы дымились алые угольки. Старики уселись напротив. Один с малым бубном и колотушкой, другой с дудкой из трубчатой кости вайпу. Колотушка заскользила по ободу, и бубен загудел. Флейта вторила ему тонким, звенящим голоском.