Вернувшись в спальню, Дермот медленно разделся. Чувство опасности оставалось таким же острым, как и раньше. Он подошел к комоду взять носовой платок и вдруг остановился как вкопанный. Посреди ящика поднимался покатый холмик – видимо, лежало что-то твердое. Дрожащими пальцами Дермот откинул носовые платки и достал то, что было под ними, – револьвер.
Вконец удивленный, Дермот внимательно осмотрел револьвер. Он был незнакомого ему образца, и из него недавно был сделан выстрел. Кроме этого, ничего установить Дермоту не удалось. Положили его в ящик только сегодня вечером. Он был уверен, что, когда одевался к обеду, револьвера там еще не было.
Только Дермот собрался положить оружие обратно в ящик, как прозвучал звонок в дверь, и все звонил и звонил – необычайно громко в тишине пустой квартиры. Кто мог прийти в такое время? На этот вопрос был только один, инстинктивный и неотступный ответ: «Опасность!.. Опасность!.. Опасность!..»
Ведомый инстинктом, который он никак не мог объяснить, Дермот выключил свет, накинул пальто, лежавшее на стуле, и открыл дверь.
Снаружи стояли двое мужчин, сзади них Дермот заметил третьего в голубой униформе. Полисмен!
– Мистер Уэст? – спросил стоявший ближе к нему.
Дермоту показалось, что прошла вечность, прежде чем он ответил. На самом деле промелькнуло только несколько секунд, и он, старательно копируя невыразительный голос своего слуги, проговорил:
– Мистер Уэст еще не пришел. Зачем он вам нужен в такое время?
– Он еще не пришел? Ну что ж, тогда, я думаю, нам лучше войти и подождать его.
– Нет, вы не сделаете этого.
– Слушайте, любезный, я инспектор Веролл из Скотленд-Ярда, и у меня ордер на арест вашего хозяина. Можете посмотреть, если хотите.
Дермот внимательно читал или делал вид, что читает поданную ему бумагу, потом ошеломленно спросил:
– За что? Что он такое совершил?
– Убийство. Сэра Эйлингтона Уэста на Харли-стрит.
В голове у Дермота закружилось. Он отступил перед грозными гостями в гостиную и включил свет. Следом за ним в комнату вошел инспектор.
– Все обыскать! – приказал он другому мужчине, затем повернулся к Дермоту: – Вы остаетесь здесь, дружище. И не пытайтесь выскользнуть, чтобы предупредить вашего хозяина. Кстати, как вас зовут?
– Милсон, сэр.
– Как вы думаете, когда ваш хозяин возвратится домой?
– Не знаю, сэр. Он, кажется, собирался на танцы. В галерею Графтон.
– Он уехал оттуда почти час назад. Вы уверены, что он сюда не приходил?
– Не думаю, сэр. Если бы приходил, я, наверно, услышал бы.
В эту минуту из соседней комнаты появился возбужденный второй мужчина. В его руке был зажат револьвер. Он с волнением протянул его инспектору. На лице инспектора промелькнуло чувство удовлетворения.
– Все понятно, – сказал инспектор. – Наверное, проскользнул и вышел так, что вы не слышали. Значит, он скрылся. Я лучше пойду, Каули, а вы оставайтесь тут на случай, если он вернется. И наблюдайте за этим парнем. Он может знать о своем хозяине больше, чем говорит.
Инспектор быстро вышел. Дермот сделал попытку выяснить у Каули подробности. Тот оказался разговорчивым.
– Абсолютно ясное дело, – сказал он снисходительно. – Убийство было обнаружено почти тотчас же. Джонсон, слуга, только собрался лечь спать, как ему показалось, будто прозвучал выстрел. Он спустился вниз и нашел сэра Эйлингтона мертвым. Пуля попала в сердце. Джонсон сразу же позвонил нам, мы приехали и выслушали его рассказ.
– Который и представил это дело абсолютно ясным? – осмелился спросить Дермот.
– Вот именно. Молодой Уэст приехал со своим дядей, и они ссорились, когда Джонсон принес виски. Старик угрожал составить новое завещание, а ваш хозяин заявил, что убьет его. Не прошло и пяти минут, как громыхнул выстрел. Вот так! Все яснее ясного. Круглый болван…
Значит, дело ясное. Сердце у Дермота оборвалось, когда он осознал неопровержимость доказательств против него. Опасность! Ужасная опасность! Единственный выход – бегство. Он напряженно обдумывал положение и вскоре предложил приготовить чай. Каули охотно согласился. Он делал в квартире обыск и знал, что черного хода нет.
Получив разрешение, Дермот пошел на кухню, поставил на огонь чайник и начал намеренно бренчать посудой, а потом быстро прокрался к окну и поднял раму. Квартира была на третьем этаже, и снаружи находился стальной трос с маленьким подъемником, которым пользовались развозчики товаров.
Дермот мгновенно оказался за окном и начал спускаться вниз. Трос до крови врезался в руки, но ему было не до того. Через несколько минут, осторожно свернув за угол, Дермот наткнулся на человека, который стоял на тротуаре. К своему превеликому удивлению, он узнал в нем Джека Трента. Тренту уже все было известно об опасности, которая нависла над другом.
– О боже! Ты, Дермот? Быстрее! Не будем терять времени!
Схватив приятеля за руку, Джек повел его переулком, потом другим, а когда они остановили такси, вскочил в него и назвал свой адрес.
– Это теперь самое безопасное место. Там мы поразмышляем, что делать дальше и как сбить этих дураков со следа. Я пришел в надежде предупредить тебя, прежде чем появится полиция, но опоздал.
– Но откуда тебе известно, Джек? Ты же не поверил…
– Конечно нет, дружище, ни на секунду. Я слишком хорошо знаю тебя. И все же твои дела скверные. Они приехали и начали расспрашивать, когда ты пришел в Графтон, когда ушел и так далее. Дермот, кто же мог убить старика?
– Не могу себе представить. Наверно, тот, кто положил револьвер в ящик моего комода. Нет сомнений, он достаточно внимательно следил за нами.
– Эта затея со спиритическим сеансом была очень подозрительной: «Не ходите домой!» Предостережение, выходит, касалось бедняги старого Уэста. Он пошел домой и был убит.
– Меня оно тоже касалось, – отозвался Дермот. – Я пошел домой и нашел подброшенный револьвер, а потом и полиция появилась.
– Ну, надеюсь, меня оно не касалось, – сказал Трент. – Мы приехали.
Он заплатил шоферу, открыл дверь, провел Дермота темной лестницей, толчком распахнул еще одну дверь и впустил его в свой кабинет – маленькую комнатку на втором этаже. Потом включил свет и вошел следом за ним.
– Пока тут совершенно безопасно. А теперь мы в две головы подумаем, как быть дальше.
– Я поставил себя в глупое положение, – вдруг сказал Дермот. – Мне нечего было бояться. Теперь я это ясно вижу. Тут очевидный заговор. Какого черта ты смеешься?
Трент откинулся на спинку стула, трясясь от неудержимого смеха. В его смехе было что-то жуткое, что-то жуткое было и в нем самом. В его глазах появился странный блеск.
– Необычайно хитрый заговор, – подтвердил он, задыхаясь от смеха. – Дермот, дружище, тебе конец.
Он пододвинул к себе телефон.
– Что ты собираешься делать? – спросил Дермот.
– Звонить в Скотленд-Ярд. Сказать им, что птичка здесь, в надежном месте, и под замком. Да, я запер дверь, когда вошел, а ключ положил в карман. Ты напрасно смотришь на ту дверь, что у меня за спиной. Она ведет в комнату Клер, а она всегда закрывает ее изнутри. Понимаешь, она боится меня. Давно боится и всегда знает, когда я начинаю думать о ноже – о длинном и остром ноже. Оставь, ничего у тебя не выйдет…
Дермот уже хотел прыгнуть на него, но Джек достал из кармана ужасного вида револьвер.
– Это второй, – довольно засмеялся он. – Первый я положил в ящик твоего комода, сразу же после того, как застрелил из него старого Уэста. На что ты там смотришь через мою голову? На ту дверь? Напрасно. Даже если бы Клер открыла ее, а для тебя она могла бы это сделать, я подстрелил бы тебя прежде, чем ты до нее добрался. Не в сердце. Чтобы не убить, а только ранить, чтобы ты не смог убежать. Я стреляю метко, ты знаешь. Когда-то я спас тебе жизнь. Дурак был. Нет, нет, я хочу, чтобы тебя повесили, именно повесили. А нож мне нужен не для тебя. Он для Клер, очаровательной Клер, такой белой и нежной. Старый Уэст об этом знал. Он для того и приходил сегодня, чтобы убедиться, сумасшедший я или нет. Он хотел запрятать меня за решетку, чтобы я не накинулся с ножом на Клер. Я был очень осторожным. Я взял его ключ и твой тоже, выскользнул из танцевального зала, только мы вошли туда. Поехал к его дому, зашел туда сразу после тебя, выстрелил и сразу вышел… Потом приехал к тебе, оставил револьвер, вернулся в Графтон почти одновременно с тобой, а когда мы с тобой прощались, положил ключ назад в карман твоего пальто. Я не боюсь тебе в этом признаться. Больше никто не слышит, а я хотел бы, чтобы ты, когда тебя будут вешать, знал: это сделал я… Боже, как мне смешно! О чем ты думаешь? Что ты, черт тебя побери, там видишь?