— Кто это сделал? — воскликнул я, когда догорела спичка и негр превратился в маячившее у земли еле различимое пятно. — Медведь? Произнося это, я вспомнил, что ни одного медведя не видели в Египте вот уже тридцать лет.
— Это он! — донеслось из темноты снизу хриплое всхлипывающее бормотание. — Белый человек пришел в мою хижину и попросил проводить его к дому мистера Брента. Он сказал, что у него болит зуб и поэтому перевязана голова, но бинты сползли и я увидел его лицо — за это он меня и убил.
— Хочешь сказать, что он натравил на тебя собак? — спросил я, поскольку его раны напоминали то, что я видел на затравленных свирепыми псами животных.
— Нет, сэр, — еле слышно всхлипнул негр. — Он сделал это сам — а-ааа!
Бормотание оборвалось воплем, когда смутно различимый в темноте Джим повернул голову и уставился туда, откуда пришел. Смерть, по-видимому, настигла его в момент вопля, потому что он оборвался на верхней ноте. Бедняга судорожно дернулся, как сшибленный грузовиком пес, и застыл недвижимый.
Я всмотрелся в темноту и разглядел на тропе, в нескольких ярдах от себя смутные очертания фигуры. Она казалась высокой и прямой, походила на человека и хранила молчание.
Я хотел было окликнуть неизвестного, но вдруг неописуемый ужас окатил меня ледяной волной, приморозив язык к небу. Это был первобытный и парализующий страх, но я не мог понять, почему эта безмолвная и неподвижная тень внушила мне такой беспричинный ужас.
Фигура вдруг быстро двинулась ко мне и я сумел вымолвить:
— Кто ты?
Ответа не было, но тень прибавила шагу и, пока я нашаривал спичку, приблизилась почти вплотную. Я чиркнул спичкой — и тень со свирепым рычанием кинулась на меня, спичка была вырвана из моих пальцев и погасла, а я почувствовал сбоку на шее острую боль. Мой револьвер почти сам по себе наугад выпалил и его вспышка ослепила меня, не позволив рассмотреть высокую человекоподобную фигуру, с треском бросившуюся в заросли, после чего мне оставалось лишь пошатываясь побрести по лесной тропе дальше.
Чертыхаясь, я отыскал очередную спичку. Кровь сбегала по моему плечу, напитывая рубаху. Чиркнув спичкой, я осмотрел рану и по моей спине пробежал холодок. Рубаха была порвана и тело под ней слегка оцарапано; рана казалась незначительной, но меня охватил неведомый доселе ужас, потому что рана напомнила мне те, что были на несчастном Джиме.
Джим Тайк был мертв, он лежал ничком в луже собственной крови, пьяно раскинув испачканные красным конечности. Я с опаской всмотрелся в окружающий лес, спрятавший в себе убившее беднягу существо. Я уже знал, что это был человек — силуэт в пламени спички несомненно принадлежал человеку. Но что за оружие могло нанести рану похожую на безжалостную хватку огромных зубов хищного зверя? Я покачал головой, припоминая изобретательность рода человеческого в создании орудий смерти, затем переключился на более насущную проблему. Рискнуть ли мне жизнью, продолжив свой путь, или вернуться во «внешний мир», чтобы привести с собой людей и собак, вытащить труп несчастного Джима и начать охоту на его убийцу?
Не теряя времени на сомнения, я решил завершить свой замысел. Если кроме Топа Брэкстона в сосновых лесах рыщет еще один жестокий преступник, то тем более необходимо предупредить людей в одинокой хижине. Что касалось грозившей мне опасности, я был уже более, чем на полпути к хижине и вряд ли опаснее идти вперед, нежели вернуться назад. Если я поверну и покину Египет живым прежде, чем подниму тревогу — в одинокой хижине под черными соснами может случиться что угодно.
Поэтому я оставил тело Джима Тайка на тропе и продолжил путь с револьвером в руке и обостренным новой опасностью чутьем. Тот человек не был Брэкстоном; я поверил покойному, что напавший был таинственным белым я узнал бы приземистого обезьяноподобного Брэкстона даже в темноте. Напавший на меня был высоким и тощим, меня снова охватила беспричинная дрожь при одном воспоминании о его поджарой фигуре.
Идти по черной лесной тропе под скудным светом звезд, пробивающимся сквозь плотные заросли и подозревая, что безжалостный убийца прячется где-то совсем близко в темноте, неприятно. Воспоминание о зверски убитом чернокожем огнем горело у меня в мозгу. Капли пота усеяли мое лицо и руки, я десятки раз оглядывался, впиваясь взором в темноту и ловя шуршание листьев и хруст веточек — откуда мне знать, были то естественный звуки леса или крадущиеся шаги убийцы?