С неприятным осадком на душе Игорь вернулся домой: первым делом запер дверь на ключ, хотя раньше обходился только щеколдой, а после, разгрузив кулек, поставил на плиту чайник – пиво покупать он не стал, спасибо, напился уже... Сунув колбасу в холодильник и упрятав туда же по рассеянности хлеб, Игорь прошел в комнату.
Квартирка у Игоря и Маши была однокомнатная и располагалась на шестом, продуваемом всеми ветрами этаже давно не ремонтированного здания – стандартная квартира – «гостинка» с малой площадью. Но Игорю она нравилась, здесь было как-то очень по-домашнему уютно: вдоль одной из стен стояла мебель, доставшаяся от покойной бабушки, – неказистая с виду, но крепкая, сделанная на совесть; на полу лежал ковер, старый, местами вытертый, тоже от бабушки; широкую тахту возле другой стены Игорь с Машей купили первым делом, еще до свадьбы – святое дело! – когда в квартирке было шаром покати, ни тебе мебели, ни ковра. На стенах, где только можно, висели картины Игоря, что придавало комнате особый вид – то ли музея, то ли выставочного зала.
В углу, между балконной дверью и тахтой, стоял журнальный столик со стопкой газет и бабушкиным телефоном. Телефон не работал: подключение стоило дорого, денег вечно не хватало, и аппарат уже год безмолвствовал. Лишь иногда тихо брякал, когда столик дверью цепляли.
Игорь взял этюдник, хранившийся под столиком, и вернулся на кухню.
Пока закипал чайник, пока настаивалась крутая заварка, Игорь установил этюдник у окна, неторопливо подготовил кисти и вонючий разбавитель для красок, а сами краски выдавил из тюбиков на заботливо очищенную палитру; потом укрепил загрунтованный картон и сделал первый мазок. Писать Игорь решил без подмалевка, чернового эскиза, – как получится, так и получится!
Собирался Игорь написать праздник с воздушными шарами, радостными детьми и разудалыми конниками... Собирался, да. Но светлое настроение было полностью испорчено недавним происшествием, и Игорь принялся рисовать без всякой задумки, как придется. Как кисть захочет и как краски лягут.
То, что получалось на картоне, к нынешнему празднику вообще никакого отношения не имело... Черт-те что получалось, а не городской пейзаж! Какая-то равнина, покрытая нереально фиолетовой травой, с возвышающимися то тут, то там рыжими глыбами-валунами; у горизонта на фоне вечерней зари темнел контур обнесенного стеной высокого замка с остроконечными крышами и реющими над ними флагами. Поверх зубчатой стены огненным прочерком змеилось что-то волнистое, непонятное. То ли молния, то ли змея какая... И еще на рисунке был идущий к тому замку седой человек в черной одежде. Человек был выполнен небрежно, кое-как, но висящий на боку у него меч Игорь прорисовал очень тщательно. Только непонятно – зачем?
– Бредятина, – убежденно сказал Игорь, с интересом рассматривая эскиз, – чего это меня на эдакую несусветную тему пробило? – Он положил кисть, вытер руки тряпкой, мимоходом глянул в окно.
На улице вечерело: небо заметно потемнело, излилось густой синевой; из-за крыши дальней многоэтажки выглядывал край черной тучи, закрывшей солнце, – видимо, собиралась гроза. Деревья, росшие под окнами гостинки, стояли тихие, поникшие в ожидании ливня; возле подъезда, вольготно развалившись на лавочке, сидел давешний «типа врач». Сидел, закинув ногу на ногу, и не таясь смотрел на окно кухни Игоря в театральный бинокль.
От неожиданности Игорь отпрянул от окна, и его вдруг разобрала жуткая злость, хотя ничего предосудительного бородач вроде бы не делал – ну, сидит себе человек на лавке, никого не трогает, в бинокль птичек разглядывает... Совпадение, не более! Очередное.
– Вот же скотина, – с ненавистью сказал Игорь, – чего ему от меня надо-то? Может, выйти разобраться? Морду набить, что ли... – Он решительно направился в прихожую, к двери. И в этот момент в дверь требовательно постучали, хотя там имелся звонок.
– Кто? – раздраженно спросил Игорь, не донеся руку с ключом до замка.
– Открывайте, милиция, – грозно сказали за дверью. А может, и не грозно, а излишне громко, но дела это не меняло: Игорь щелкнул замком и открыл дверь. И только после с тревогой подумал, что милицией назваться может кто угодно: глазка в двери не было, как-то все руки не доходили его поставить.
На пороге действительно стоял милиционер, и даже не сержант, чего Игорь внутренне ожидал – как правило, именно у матерых сержантищей такие громкие и неприятные голоса, их, наверное, инструктора специально дрессируют для психической атаки, – а целый полковник! Полковники милиции по пустякам в квартиры незнакомых граждан не ломятся, не по чину оно им: значит, случилось что-то серьезное, из ряда вон выходящее.
– Разрешите? – Полковник козырнул и уставился на Игоря, явно чего-то от него ожидая. Видимо, разрешения войти.
– Пожалуйста, входите. – Несколько удивленный визитом столь высокого чина, Игорь посторонился. Полковник еще раз козырнул и вошел в прихожую, откуда прямиком двинул на кухню.
Игорь закрыл дверь на щеколду и последовал за нежданным гостем.
Полковник уже сидел за столом, положив фуражку на столешницу, и с неприязнью смотрел на незаконченную картину: похоже, картина ему не нравилась. Очень не нравилась!
Игорь сел за стол напротив, старательно загородив собой эскиз. Во-первых, он не любил показывать кому-либо неоконченную работу, а во-вторых не глянулся ему этот милиционер, совсем не глянулся! Ощущалась в нем некая фальшь... хотя вроде бы все было на месте: и погоны, и чистенькая, отутюженная серая форма, и новенькая кокарда на красном околыше, и золотой орел на тулье высокой фуражки. И, как пишут в книгах, благородная седина на висках с усталым прищуром глаз тоже имелись. «Чересчур типичный полковник, – с сомнением подумал Игорь, – ему только в кино сниматься». Тут он наконец понял, что ему не понравилось в страже порядка. Вот именно – киношный! Рекламно-глянцевый полковник, словно только что сошедший с обложки специализированного милицейского журнала... хотя существуют ли те милицейские журналы, Игорь не знал. Скорее всего, существуют.
– Резин? – Полковник уставился на Игоря немигающим взглядом. – Игорь Андреевич?