– Серьезно, червь! Что вы за нелюди такие, а? Морите голодом и жаждой! В век, когда просторы космоса бороздят ракеты и искусственные спутники, жалкие иезуитишки никак не выйдут из средневековья. Не удивлюсь, если у тебя под кроватью лежит пара испанских сапог!
Отец Герман предупреждал, что инкубы способны продержаться без еды и воды гораздо дольше обычного человека, но как долго? Неделю? Две? И насколько это мучительно для них? Не то чтобы Гоше было жалко Никифора, но тот явно не походил на жестокого убийцу. С другой стороны – много ли убийц Георгий видел в жизни? То-то и оно…
– Согласно Женевской конвенции от 1929 года об обращении с военнопленными, к коим я с превеликим прискорбием себя отношу, наказания едой запрещены. Я требую достойного пропитания! Еще и антисанитария. Хоть бы ведро привезли, ироды! Недаром вас, иезуитов, никто не любит. А еще христианами себя называете.
Последние слова были произнесены как раз в тот момент, когда Георгий спускался в подвал с задорно бренчащим ведром и банкой маринованных помидоров. Разумеется, ему не было бы дела до Женевской конвенции, даже если б он знал, что это такое. А вот наивная юношеская совесть решительно заявила о себе: терпеть побои, холод и одиночество он никому бы не пожелал. Увидев Никифора, резко замедлил шаг и тихонько, словно это делало его невидимым, по-кошачьи прокрался как можно ближе к пленнику. Оставив ведро и банку в полуметре от инкуба, отскочил назад как ошпаренный, вытаращив глаза и ощупывая себя: не дотронулось ли исчадие до него?
– Бу! – взметнув руки вверх, под звон цепей прикрикнул демон, отчего парень дернулся всем телом, обеспечив Никифору минуту оздоровляющего смеха.
– Не дрейфь, червячок, не съем. Еще воды принесешь – совсем хорошо будет, – подмигнул пленник и полез в банку с помидорами.
Вообще, инкуб немало изменился за прошедшие сутки: волосы обвисли, как мокрые водоросли, рубаха измялась, а белоснежные джинсы покрылись грязными разводами. На щеке виднелся след от плохо стертой крови, а взгляд, горевший огнем, казалось, притух.
– Расскажу тебе поучительную историю. Бывал я не так давно в Париже, недалеко от площади Пигаль. Остановились мы там в прелестном отельчике: старое здание, не потерявшее еще лоска, а на первом этаже имелся недурственный бар, который ночью превращался в место обиталища куртизанок. Да-да, тех самых женщин, которых тебе не видать еще лет сорок, даже в бинокль. Так вот – захаживали мы посмотреть, как обнаженные девушки плавают в гигантском аквариуме, в единственном месте в мире, где подобное можно увидеть, – кабаре «Мулен Руж». Честно говоря, я ожидал большего, причем в самом прямом смысле. Танцовщицы размерами не впечатлили, если ты понимаешь, о чем я…
Но как всё обставлено! Парижский бомонд, политики, художники, врачи – все терпеливо стояли в очереди и ждали, пока их рассадят и дадут поглазеть на запретное в приличном обществе зрелище, нальют бессмысленно дорогого шампанского и сдерут среднюю зарплату заводского рабочего в качестве платы за вход. Да, расточительно, да, нерационально, но зато – шикарно! Тебе не понять, м-да… А билеты надо было бронировать за неделю или даже за две. Вечный аншлаг. Любопытное местечко, чего уж там. Но как-то раз понесли меня ноги в другую от кабаре сторону – решил прогуляться на ночь глядя. И совсем рядом, через несколько кварталов, обнаружил церквушку из красного кирпича – Сен-Жан-де-Монмартр. До чего милое зрелище! И кованая арка при входе, и одухотворенность присутствует, и необычность архитектуры. Всё на месте! Но вот людей – нет. Зашел я внутрь, оценил витражи, поцокал при виде красоты статуй, но ни в одном углу не заметил даже забредшего переночевать бездомного. А вы говорите – вера нас спасет. Кому нужна вера, если неподалеку танцуют канкан в аквариуме?
Никифор принялся с аппетитом уплетать вытащенный из банки помидор, обливаясь соком.
– А томаты дивно хороши, – вытирая рот рукавом, заметил инкуб. – Видно, что домашние, на рынке такие не купишь. Уксусом зальют всё, давись потом…
– Помидоры, а не томаты. Говори нормально, по-русски, – сказал зачем-то Гоша. Он сам не понял, почему открыл рот, но демон и виду не подал, как будто его ничуть не удивили первые сказанные вслух за сутки слова юноши.
– Сколько серости и непонимания в одном предложении! Вас вроде называют «книжными гонителями», а книг ты, получается, читаешь маловато. «Помидор» – это лишь итальянская версия французского «томат». Которая переводится как «золотое яблоко», ибо, когда помидоры только завезли в Европу из Южной Америки, были они, насколько известно, золотистого цвета. И могу точно сказать: говорить нормально и по-русски – совершенно необязательно одно и то же. Пропащая ты душа!