Предпочитая более не предпринимать никаких действий, я молча смотрел перед собой, машинально отмечая детали: вдалеке темнеет кромка густого леса, вокруг понатыканы здания, напоминающие амбары и коровники, подо мной утоптанная трава… Что ж, зато не надо передвигаться на своих двоих – какой-никакой, а сервис.
Через пару минут не самого комфортного путешествия лязгнула сталь, и меня небрежно швырнули, приложив о стену. Боль на удивление быстро проходила, и вскоре я уже был способен усесться по-турецки и осмотреться. Меня окружали толстые стальные прутья решетки, бетонный пол был выстлан тонким слоем соломы. Бритый мужик несколько раз провернул ключ в гигантском висячем замке на двери и молча удалился из здания, даже не посмотрев на меня. Вот ведь хам.
Местом заключения служило длинное вытянутое помещение, пропахшее сеном и навозом. Видимо, меня водворили в один из тех самых коровников. Хотя таковым это строение уже давно не было – разве что тут держали особо проблемный скот, склонный к сутяжничеству и агрессии. Справа, в самом конце здания, виднелся громоздкий деревянный стол, на котором поблескивала невысокая металлическая посудина антикварного вида, явно недешевая. По бокам от меня виднелись столь же крохотные камеры по три-четыре квадратных метра, в некоторых из них сидели люди – грязные, тихие, жалкие. Такие же, как я.
На мое появление особо не отреагировали, многие даже головы не повернули – кто-то, всхрапнув, перевалился на другой бок, кто-то приподнялся с пола, протер глаза и, тут же теряя интерес к происходящему, ложился обратно. Как будто в плацкартном вагоне поезда Москва – Владивосток очутился, ей-богу. И только мой ближайший сосед, кряжистый парень лет двадцати с внушительным синяком под глазом, аккуратно подполз поближе. Голову его украшала классическая стрижка деревенской интеллигенции – короткий «ежик» с прямой челкой на лбу.
– Здоров. Что, тоже гопники повязали? – спросил он, выплюнув соломинку.
– Привет, – ответил я отстраненно, пробуя на прочность нейлоновые стяжки на руках. – Да, замуровали, демоны.
– Меня вчера схом-мутали, м-мать. Ты тоже с Ивановского?
– С Нижнего. Слушай…
– А я Валера! Но кличут Щербой, – улыбнулся парень, обнажая космическую тьму на месте переднего зуба.
– Никита, очень приятно, – я просунул связанные руки сквозь решетку, и мы обменялись рукопожатием. – Валера, ты не подскажешь, что здесь происходит?
– Не знаю, м-мать, ничего, – Щерба растерянно почесал затылок. – Пошли мы с пацанами на водокачку, пивка взяли. Вчера ведь там девчонки должны были тусоваться, с Вязилки которые. И Натаха собиралась прийти…
– Валер, – остановил я словесный поток парня, – здесь-то ты как очутился? За что?
– А я почем знаю, м-мать? – отшвырнул он ногой кучку соломы. – Я в м-магаз побежал, когда пивко закончилось, м-мне какой-то городской в м-морду так зарядил, что я и «м-мать» сказать не успел. М-мне по харе давали до того, поверь. Но этот хрен – точно не пальцем деланный, уж я-то знаю. Попали м-мы с тобой, Никитос, в кучу навоза. Уж я-то…
– Знаешь, – кивнул я.
Продолжать разговор настроения не было. И не только из-за странно выборочного заикания собеседника. Паренек что-то еще говорил про Натаху и про то, как он будет завоевывать ее по возвращении из плена, а я лишь первые пару минут изображал внимание, пока мною не овладела дикая усталость. Сам не заметил, как под гнусавый говор Валеры веки потяжелели, дыхание замедлилось – и я заснул тяжелым и не очень длительным сном.
Проснулся почти мгновенно, как по щелчку пальцев.
– Долго я спал? – поинтересовался у соседа.
– Часа два-три, точно не скажу.
Вновь обвел взглядом помещение – ничего нового, разве что под потолком теперь горели тусклым светом «лампочки Ильича». Вечер, стало быть…
А люди по-прежнему лежали неподвижно. Судя по всему, тут все такие же знатоки происходящего, как Щерба. Быть может, есть кто-то с законченным средним образованием, но значения это не имеет.
То, что сложившаяся ситуация связана со всей этой демонской вакханалией, – сомнений нет. И молчуны с большой дороги – тоже демоны, если я правильно понял. С той разницей, что узоры на коже у Маришки были красного цвета, а у тех – черного. И более редкие вроде бы. Что мне дает это знание? Ничего.