На миг привиделось движение где-то там, в самом низу колодца, – но кто ж его разберет… Шагнуть, что ли? Стою, как оловянный солдатик, сам не знаю зачем. Тем более что зовут меня – неприлично как-то игнорировать. Там ведь ждут небось, волнуются. Не совсем понятно кто и зачем – но что плохого может случиться на дне такого замечательного, выглядящего столь гостеприимно колодца?
Руководствуясь нехитрой логикой, я занес ногу, чтобы сделать шаг, но услышал в голове чей-то настойчивый голос. Бархатистый, волнующий, хоть и отдающий металлом. Он твердил что-то неразборчиво, но упорно, раз за разом, вклиниваясь в мои мысли. Что же он говорит? Никак не получается разобрать. Кофеин? Сатин? Сталин? Что за бред лезет в голову? Отчего-то еще и щеки разгорелись.
Кретин! Точно! Голос в голове утверждает, что я – кретин! Радость от правильной догадки сменилась разочарованием по той же причине. Теперь слышать голос стало легче, а вокабуляр обогатился «идиотом», «олухом» и другими лестными выражениями. Чудеса да и только. Честно говоря, стало обидно: стою тут, мучаюсь перед выбором, а меня еще и кроют нецензурщиной всяческой. Но голос всё же приятный, не отнять. Прямо как у одной моей недавней знакомой. Как там ее? Ма… Маришка!
Реальность обрушилась кирпичной стеной: изумрудные глаза, поцелуй, пленение, клеть, ритуалы и кровь, нож в сердце, проклятая пустыня, зыбучий песок и завораживающая тьма. Голова готова была лопнуть от наполнивших ее воспоминаний. Нет, от прыжка в неизвестность я пока откажусь – и как эта холодная черная мгла могла казаться притягательной?
В этот момент я вновь разглядел движение на дне, и через мгновение увидел нечто, не укладывавшееся в голове: огромный, размером с пятиэтажный дом глаз с черным вертикальным зрачком смотрел на меня снизу, с самого дна провала. Недобро так смотрел – даже не будучи специалистом по физиогномике, можно было распознать исходившую от неведомого существа ненависть – ко всему миру и ко мне в частности. Я вдруг почувствовал себя маленьким и ничтожным, жалким червем перед лицом всемогущего господина. Первобытная, древняя ярость, правившая миром еще до появления людей, прожигала меня взглядом, стремилась уронить на колени, подчинить и втоптать в грязь. С трудом распрямив согнувшиеся плечи, я развернулся на пятках. Ну его! Вечер переставал быть томным, и я, недолго думая, сделал один шаг назад, потом второй – а через секунду уже бежал в противоположном направлении. Была там лишь серая непроглядная пустота, но этот вариант мне показался более безопасным, чем игра в «гляделки» с жутким исполином.
Вдруг я поскользнулся на ровном месте, выставил перед собой руки для менее травматичного приземления – но лишь полетел дальше вниз, снова прислушиваясь к звучащему в моей многострадальной черепушке женскому голосу. Падаю куда-то сквозь серую хмарь – ничего особенного не происходит. Но экая изящная словесность слышится в голове! И не подозревал, что женщины владеют такими витиеватыми выражениями. Может, я просто сексист? В момент, когда дослушивал, в какую часть моего тела она собирается просунуть ногу и станцевать таким образом степ, я увидел приближающийся яркий свет, слепящий, как десять солнц. Зажмурился и прикрыл лицо руками.
С трудом разлепил глаза – вокруг всё кружилось и раскачивалось из стороны в сторону. Кто-то методично выбивал из меня дурь, выдавая хлесткие пощечины одну за другой.
– Попробуй только уступить тупоголовому сетху, кретин! Не в мою смену, кусок рыхлого… – задыхаясь от злобы и усталости, надо мной склонилась Маришка.
Несмотря ни на что – приятно ее видеть, черт возьми! Зеленые девичьи глазищи куда симпатичнее холодных рыбьих моргал. Я попытался остановить занесенную для очередной пощечины руку, но не смог даже пошевелиться – похоже, снова связан. И, как ни грустно это признавать, вряд ли девушка затевает ролевые игры.
– Стой! – попытался было сказать я, но выдавил из себя лишь сиплое мычание. Прочистил горло и повторил как можно более внятно: – Перестань, садистка!
Гневный взгляд девушки приобрел осмысленность, она остановила занесенную руку, но, решив что-то про себя, все-таки влепила еще раз. Оценивающе посмотрела мне в глаза, встала с колен и отступила на пару шагов.
– Очнулся, болезный? – устало спросила она, смахнув со лба капельки пота.
– Куда ж я денусь, если меня так зазывно осыпают комплиментами? – проговорил я, вертя головой по сторонам. Руки, кстати, связаны не были, но двигаться отказывались.
Знакомый уже подвал – всё те же кеги с пивом, стопки разнообразной посуды, тускловатое освещение настенных плафонов. И лежу я на прежнем месте – на матрасе у стены. Правда, теперь под головой подушка, а нижняя часть тела накрыта одеялом.