– Проснулась, принцесса! – пробасил бородач, аккуратно положил раскрытую книжку на табурет и, запихнув в рот оставшуюся треть сэндвича, спешно покинул комнату.
Находился я всё там же: бочки с пивом, потолок из покрытых лаком досок, керамическая плитка песочного цвета, пара массивных деревянных дверей. Вдоль стены с тканевыми обоями в зеленую полоску – несколько удобных на вид кресел и тумбочек подле них. А возле входа – черное пианино, которого, насколько я помнил, раньше тут не было. Зачем его сюда приволокли? Уж не оно ли слышалась мне сквозь сон?.. Вообще, мне здесь начинает нравиться: чисто, уютно, а если еще и покормят, я даже почувствую себя счастливым. В голове всё еще царил сумбур, но от прежней слабости не осталось и следа, хотя мышцы по всему телу болели так, словно я неделю не вылезал из тренажерного зала. Немного смущало, что был я совершенно гол, оттого закрылся одеялом по самый подбородок. В последние дни мне вообще жутко не везло с одеждой, но что-то подсказывало – в этом пансионате найдется какой-нибудь прикид моего размера.
– Клянусь Ашмедаем, от этого запаха можно кони двинуть, – одна из массивных дверей отворилась, и в помещение вошла Маришка. Раскрасневшаяся, с блестящей от пота кожей и в обтягивающей спортивной форме, она намертво приковала к себе мой взгляд. – Еще и накрошил кто-то повсюду. Карлос, свинья! – сложив ладони рупором, крикнула она куда-то наверх. – В следующий раз буду подметать пол твоей бородой!
– Не подкатывай ко мне, подстилка! – донеслось сверху.
– И вам здравствуйте, Марь Иванна, – глупо улыбнувшись, проговорил я. – Миленько тут у вас. Сервис ненавязчивый, номер просторный и горничная симпатичная. Может, еще и домой отвезут?
– Если бы не брезговала, обязательно приложила бы ладонь ко лбу. Или градусник вставила куда-нибудь поглубже, – скрестив руки на груди, озабоченным тоном сообщила девушка. – Плант сказал, если ты очнешься – будешь как новенький. Видимо, что-то он всё же напутал. Домой можешь валить в любой момент, никто тебя не держит. Только вот, чую, избавиться от твоей компании будет теперь не так-то просто.
– Не умеете вы комплименты принимать, Марь Иванна, – внутренне напрягся я от фразы «если очнешься». – Любой благовоспитанный джентльмен обязан обратить внимание на красоту дамы, польстившей его своим присутствием.
– Джентльмену не мешало бы принять душ, – зажав нос, гнусаво произнесла Маришка, – и надеть что-нибудь кроме грязного одеяла. Не очень-то ты этикетом владеешь, – покачав головой, она направилась к лестнице. – Не могу больше здесь находиться. Тебе-то хорошо: свое, видать, не пахнет.
С сожалением проводив ее взглядом, я постарался принюхаться – но ничего не почувствовал. Разыгрывает она меня, что ли? А вообще, неловко как-то получилось. Если девушка брезгливо кривится при виде голого меня – на самооценку это влияет не лучшим образом. Особенно учитывая мое чуткое отношение к общению с противоположным полом.
– Приветствую обретшего силу падавана, – громко и торжественно объявил Плант, спустившийся в подвал. – Пришел я поговорить, Никита, о предназначении твоем.
– Здравств-вуйте, – запнулся я, взглянув на почти обнаженного мужчину с черными как смоль волосами до плеч. Из одежды на нем были лишь бессовестно узкие плавки кислотно-зеленого цвета, больше напоминавшие стринги, и серебряная цепочка на шее. В руках он держал несколько запотевших бутылок пива, при виде которых я осознал, насколько хочу пить. – Это вы что же, так всегда одеты? Или ради меня нарядились?
– Давай на «ты», – сдернув с меня одеяло, сказал гонитель. – Обстановка у нас тут, как видишь, неформальная, люди мы простые, так что не жеманничай. И оденься уже, бесстыдник! – с этими словами Плант развернулся и неспешно направился к двери, из которой недавно вышла Маришка. А я чуть не ослеп от вида, открывшегося со спины.
На табуретке, что исполняла роль прикроватной тумбочки, действительно обнаружились плавки – стандартного покроя, а не то недоразумение, что носил Плант. Под ними лежала сложенная вчетверо белоснежная простыня.