У меня вообще сложилось впечатление, что в вопросе об атомных электростанциях в мире какой-то психоз начался: все их страстно возжелали у себя поставить. Оно, конечно, дело-то неплохое, но ведь обслуживать эти станции (то есть хотя бы нужным ядерным топливом обеспечивать) могли всего четыре страны: мы, СГА, Франция и в какой-то степени Англия. То есть еще и канадцы могли: они ведь у себя АЭС строили работающие вообще на природном уране и там с топливом было все довольно несложно. А вот куда остальные перли-то?
Куда пер товарищ Ким, мне было понятно: он за топливо к АЭС нам передавал много урана. Куда пер товарищ Мао, мне было понятно гораздо меньше: с ним с огромным трудов удалось договориться о встречных поставках урана в количестве, все же хотя и достаточных для производства топлива для его четырех маленьких реакторов, но буквально впритык — а за работу по обогащению он предпочел деньгами платить. С немцами и чехами договоры были даже попроще: и те, и другие просто нам весь добываемый у них уран поставляли, так что было понятно, что топливом мы их обеспечим — если они, конечно, против СССР замышлять плохого не станут.
А вот каким местом думали всякие шведы с бельгийцами, мне было непонятно. И даже французы: да, они уран обогащать умели — но ведь во Франции своего-то урана вообще не было! Понятно, что они рассчитывали уран из колоний (даже пусть и бывших) к себе возить, но относительно колоний у меня возникли очень интересные мысли. Не свои, я просто вспомнила, как в моем прошлом будущем там дела шли — а теперь-то у Советского Союза возможностей стало куда как больше! И, что было важно, меня в имплементации этих мыслей серьезно поддержал Николай Семенович, а затем мы уже вместе стали окучивать товарища Машерова. Успех в этом деле, правда, был относительный, но, по крайней мере, категорически возражать против нашего предложения Петр Миронович не стал — и дополнительная поддержка со стороны Ким Ильсена оказалась довольно важной — и я снова «повернулась лицом к Африке». А противоположной стороной организма — к Западной Европе…
А вот к США я повернулась лишь боком: мне с американцами обострять отношения было крайне не с руки. Потому что США официально установили дипотношения с Верхней Вольтой и даже немного поддерживали финансово ее президента. А страна была не просто очень бедной, а откровенно нищей: уж на что в Гвинее жизнь была паршивой, но по сравнению с жителями этой самой Верхней Вольты любой гвинеец мог считаться весьма зажиточным человеком. И у меня возникла забавная мысль: на примере самой бедной страны Африки показать соседним странам «преимущества социалистического строя» и пользу от сотрудничестве с Советским Союзом.
Задачка была крайне непростая: в стране все же проживало больше пяти миллионов человек (или меньше, там давно никто население не пересчитывал и сколько народу умерло в страшную засуху первой половины семидесятых, никто даже не считал). И брать всех их на содержание у меня лично ни малейшего желания не возникало — но вот просто помочь людям выбраться из беспробудной нищеты я сочла делом полезным. Правда, в стране урана, например, не было — но был цинк, была медь и даже золото (хотя по советским меркам очень немного — я про золото говорю), а главным экспортным товаром был хлопок. Тоже не очень понятно, ведь для выращивания хлопка нужно очень много воды, которой в стране катастрофически не хватало — но такова была реальность и мне нужно было хорошенько подумать, как ее поправить.
Думать-то проблемой не было, проблемой было то, что эта самая Вольта с Гвинеей вообще не граничила, и добраться до нее было можно через другую страну, например — если из Гвинее без промежуточных пересадок — через ту, которая которая называлась Берегом Слоновой Кости. Которая как бы была независимой, но по факту являлась абсолютной экономической колонией Франции. А правил там тоже очень интересный персонаж: в свое время он даже занимал министерские посты во Франции и на французов только что не молился — а вот Советский Союз он искренне считал «воплощением зла».