Поэтому было принято «соломоново решение», только «с противоположным знаком»: ребенка решили не резать, а две части соединить вместе — и в конце сентября семьдесят восьмого года на орбиту подняли новый «базовый модуль» орбитальной станции вместе с двумя дополнительными секциями. Правда, все это было проделано «через одно заднее неприличное место»: дополнительные секции просто были к ракете прилеплены с помощью своеобразной «этажерки», к основному модулю будучи вообще не пристыкованными — и их теперь требовалось собрать в нечто целое. Я эту довольно непростую работу поручила провести «лучшему космонавту-пилоту Советского Союза», способному, по моему непререкаемому мнению, пристыковать что угодно к чему угодно. И никто против моего предложения даже не возражал. Но вот коварный Николай Семенович поручил мне «лично проконтролировать всю эту работу», и я — очевидно сдуру — согласилась. Ведь сидеть в удобном кресле и с важным видом поглядывать на телеэкраны, транслирующие картинку из космоса просто и приятно…
Но вообще программу запуска «станции в разборе» приняли еще в апреле, так что времени на подготовку — в том числе и работ по стыковке всех модулей новой станции — вполне хватило. А у меня не хватило умишка сообразить, что же Николай Семенович подразумевает под «личным контролем». А когда сообразила, было уже просто поздно дергаться — и шестого октября семьдесят восьмого года я снова с интересов разглядывала нашу родную планету через иллюминатор «Союза»: не иначе, как товарищ Патоличев на меня что-то все же затаил…
Глава 24
Откровенно говоря, лететь куда-то я вообще не собиралась, и когда Николай Семенович предложил мне «поруководить процессом на месте», я лишь из уважения к нему согласилась пройти новую проверку в ЦПК. Но тамошние врачи сказали, что со здоровьем у меня все в порядке, так что оставался вариант «испытать острый приступ тошноты» в невесомости — но я с удивлением поняла (при первом же полете на эту самую невесомость), что теперь организму она нравится. То если это было связано с возрастными изменениями, то ли организм вдруг вспомнил, как ему было тяжело таскать двойняшек, но вместо ожидаемой тошноты я почувствовала какую-то эйфорию — и подготовку к полету продолжила. Все равно имея в виду, что полечу уж точно не я.
Но меня подвела предыдущая работа: я как раз в рамках работы КПТ курировала в том числе и разработку автомата для стыковки «тяжелых летающих предметов» и, видимо, слегка перестаралась: пульты управления этим автоматом я по сути дела требовала сделать удобными для оператора — а по факту оказалось, что их сделали удобными для меня. То есть для человека, с юности работавшего с компами разного уровня сложности и с весьма изощренными интерфейсами — а вот с такими большинству людей нынешнего поколения работать получалось очень непросто. А ведь еще я «на практике» проверяла все поделки работников КПТ и освоила работу со всей этой автоматикой довольно неплохо. С моей точки зрения довольно неплохо, а вот инженеры-тренеры из КМС считали, что «на одном уровне со мной» автоматикой умеет управлять только Светлана Савицкая и Света Шиховцева. Однако Света к моменту полета для стыковки модулей станции всего два месяца как вернулась из трехмесячного полета на «Алмазе» и еще не закончила программу реабилитации. А у Светланы сыну едва год исполнился, и ее врачи буквально в последний момент забраковали, психологи. А вариант поручить управление автоматикой мужчинам даже не рассматривался: все же у женщин хоть немного, но реакция лучше чем у мужчин… в среднем, конечно, но вот как раз у меня (потому что я умела и с компами, и с телефонами и планшетами справляться вообще мозг не подключая к процессу) реакция чуть ли ни на треть оказалась выше, чем у кого-либо еще в отряде. И это при том, что, собственно, мое «управление» должно было сводиться к тому, чтобы в случае любого сбоя автоматики просто как можно быстрее эту автоматику отключить и передать управление Володе Крысину, который стыковку проведет уже в телеоператорном режиме. А в самом хреновом случае — перелетит на стыкующийся модуль и вручную его состыкует как надо.