Информация о том, что шаттл готов взорваться, была готова к передаче в комп примерно через семь десятых секунды после возникновения прогара во внешнем водородном баке, но комп эту информацию прочитать уже не успел. Однако даже после этой катастрофы янки не изменили подхода, хотя про те же аппаратные прерывания американские конструктора вычислительной техники все же знали — и даже знали, как ими пользоваться, однако «школа есть школа», и спустя тридцать лет новейшие боевые самолеты тоже прекрасно «не успевали узнать, что они уже падают». Потому что у военных, которые выдают технические задания на разработку подобных систем, есть свои уставы — и если при аварии выяснится, что записанное в уставе выполнено с нарушением, то за это и наказать могут. А вот если устав соблюден, то пусть хоть вообще все взорвется на фиг — оно ведь и взорвется по уставу, то есть «правильно»…
У американцев на их лунных кораблях насчитывалось сейчас порядке двух сотен датчиков — но у них пока и машин, даже примерно сравнимых с «будущими шаттловскими» не было, и даже сравнимых с «апполоновскими» из моей «прошлой жизни», не было. Самые мощные их ЭВМ (разработанные как раз фирмой Барроуз) уже считали со скоростями в районе десяти миллионов длинных операций в секунду, но они были сделаны на транзисторах, а не на микросхемах и весили много тонн. Янки первыми стали делать транзисторы и за прошедшее с начала разработки время они достигли серьезных успехов: у них теперь были транзисторы, работающие на частотах в многие десятки мегагерц. Но из-за того, что провода между транзисторами получались «слишком длинными», рабочие частоты машин поднять выше одного десятка мегагерц просто было невозможно. А по микросхемам у них все было куда как хуже: там рабочие частоты и свыше пятисот килогерц были экзотикой. А зная требования американских военных к программам, я была абсолютно уверена, что обеспечить цикл опроса всех датчиков корабля меньше пары секунд они просто не смогут. Пока выполняют свои «уставы» — точно не смогут, а вот поймут они это как раз года через два, после нескольких провалов на орбите.
Но и после того как поймут, быстро ничего сделать не смогут: алгоритмисты у янки все же совсем паршивые. Из «прежней жизни» я помнила, что написанная в ЦКБЭМ совсем молодым еще механиком и математиком Эдиком Гаспаряном программа была «строго секретной» до конца минимум первого десятилетия двадцать первого века — просто потому что она позволяла просчитывать динамику ракеты (конкретно Р-7, а затем и УР-500) в реальном времени и советские специалисты сразу после выключения двигателей знали параметры орбиты спутника с точностью до метров. А янки после пуска «Аполлона» полтора часа с помощью наземных средств уточняли орбиту корабля перед тем, как его к Луне направить, хотя и них машины были в сто раз более быстрые.
И Армстронг сажал лунный модуль вручную потому что американцы не смогли разработать программу автоматической посадки — хотя на борту у них стоял комп, как хвастались сами американцы, когда их по программе «Союз-Аполлон» в наш ЦУП привели, «такой же, как ваша БЭСМ-6, только на корабле».
Поэтому была уверена, что быстро янки ничего не сделают. У них, по нашим сведениям, уже стояли в ангарах девять «лунных» ракет (как и «раньше», названных «Сатурнами» — а вся программа теперь у них именовалась «Артемидой»), но их по программе Конгресса пока никто даже к запуску готовить не собирался. И я не дергалась и из-за опоздания по срокам некоторых работ, и из-за недоукомплектованности тренировочной группы. То есть я точно знала, что «мы все успеем» и после наступления нового, семьдесят второго года просто спокойно продолжила свои дела. И главным образом — пока на улице было холодно для других дел — я «оказывала консультационную помощь» дедам. Не сама, понятное дело, я иногда даже слов не понимала, которые мне деды говорят — но вот найти людей, которые слова эти поймут и на них верно ответят, я смогла. Очень вовремя смогла, все такие занятия я как раз к началу марта и закончила. Закончила — и восьмого марта приехала в МАИ. С одной стороны вроде как и праздник, но с другой (пока еще) — совершенно рабочий день. Так почему бы одной милой девочке не сделать праздничный (и в то же время вполне себе рабочий) подарок?