Не знаю, как девочки, а я вот нервничать по этому поводу вообще не стала: появился шанс побыстрее на Землю вернуться. Но шанс оказался иллюзорным: наземники что-то там опять посчитали и сообщили, что на «эмку» мы перелетим вообще без проблем. Вот только перелетать придется — с нашими резервами топлива — примерно пять суток…
Не зря меня в прошлой жизни считали исключительно профессиональным управленцем: я даже мимикой не выдала слова, которые у меня в голове после этой «новости» роились, а вслух сказала лишь, что «задание партии, то есть мое же собственное, мы, безусловно, выполним». И ведь выполнили! А за пять суток (пять суток одиннадцать часов с минутами, если быть точной) лично у меня желание хоть раз еще влезть в эту консервную банку испарилось окончательно. Но к «эмке» мы все же перелетели без проблем, всю взятую со старой станции аппаратуру перетащили (и когда мы ее пропихивали через люк на новую станцию, старая уже приступила к падению «в заданный район южной части Тихого океана»). А спустя еще двое суток (с опозданием на трое против первоначального графика) мы благополучно спустились на Землю «в заданном районе».
И тут баллистики тоже блестяще с задачей справились: плюхнулись мы на родную Землю всего в сорока километрах от Тюратама. Плюхнулись и валялись в ложементах, пока спасательная бригада не примчалась нас из корабля вытаскивать: сами мы выбраться уже не могли. Конечно, в «увеличенном» орбитальном отсеке «Союза» получилось даже какой-то тренажер воткнуть, но мы возвращались именно в период, когда организм еще не привык окончательно к невесомости, а вот от гравитации отвыкнуть уже успел, то есть при самом что ни на есть хреновом самочувствии. А мне еще хреновости добавило то, что в медцентре Тюратама, куда нас доставили, еще до осмотра врачами ко мне просочился сияющий Николай Семенович и тихонько сообщил, что «всё получилось». Вот только что именно «всё» он не растолковал, и мне пришлось самой думать, с чего бы он такой довольный снова сюда примчался, причем вообще на самолете…
Понятно, что наш полет разве что по холодильникам не транслировался, и шуму вокруг него было поднято очень немало. Но если разобраться, то о нем, хотя и не в деталях, и полтора года перед этим постоянно везде говорилось, так что даже «неожиданным» его было сложно назвать. Да и перелет с одной станции на другую новинкой космонавтики не был, процесс вполне уже отработанным считался. И даже выход «в открытый космос» у нас получился далеко не первым — а вот, скажем, по той части, которую лично я считала очень крупным достижением (то есть по «основной задаче полета») в прессе вообще ни слова не появлялось. Так что вопрос «что всё» для меня остался нераскрытым и это нервировало.
Нуань Пиньлэй был знаком с товарищем Павловым еще со времен войны с японцами, и еще он был неплохим инженером. Военный инженером, капитаном саперных войск, и выйдя по возрасту в отставку, он с удовольствием записался на работы в Особый район, где, по его мнению, он мог много полезного для социалистического Китая сделать. В том числе и потому, что он, кроме всего прочего, был «потомственным горшечником»: и отец его, и дед, и прадед делали горшки. Не драгоценную фарфоровую посуду, а обычные глиняные горшки (а так же плошки, чашки и прочную нужную людям посуду) и с детства знал про глину «всё». А ведь лесс, точнее лессовый ил — это как раз очень интересная глина, и из него можно много чего полезного сделать.
И как «потомственный горшечник», он довольно быстро наладил производство очень нужных (по планам Игнатия Дмитриевича) глиняных изделий, а как инженер-сапер — объяснил, почему именно они для выполнения намеченной программы и нужны. А теперь занимался прокладкой очень непростого водопровода, ведущего на Лессовое плато — и в этой работе все его знания оказались крайне востребованы.
Все же река — она очень мутная, воду перед подачей в трубы нужно хотя бы немного отстоять чтобы муть осела, а для этого очень нужны пруды-отстойники. Но просто выкопать такие пруды в том же лессе — дело почти бессмысленное, а вот если такой пруд еще и облицевать керамическими плитами, сделанными в печах из того же лесса, то польза уже появится. А если еще и плиты эти сделать специальной формы, чтобы они лучше муть задерживали, то пользы уже будет много.
Пруды было выкопать не очень-то и трудно, а то, что копать их приходилось в местах, возвышающихся над рекой метров уже на тридцать, лишь в работе помогало: пруды даже в половодье вода не затапливала и строить их было просто. Тяжело — ведь копали пруды лопатами и кайлами, а землю отвозили в тачках — но просто. Сложно было рассчитать размеры этих прудов, чтобы в них вся нужная вода могла ил осадить перед подачей в водопровод, но тут уже помогли советские товарищи ученые. А количество народу, привлекаемого на такую грандиозную стройку, Нуань Пиньлэй и сам прекрасно посчитать мог: все же опыт в военном строительстве он набрал неплохой и прекрасно знал, сколько не особо сытый солдат может за день земли выкопать и куда-то ее перетащить.