— И что же это был за катаклизм? — задал я очередной вопрос.
— Не катаклизм, нет. Просто переменились времена. После отмены крепостного права и начала бурного роста промышленности на первом месте оказались не те, кто имел больше земли, а те, кто имел деловую сметку, и не сидел на сундуках с добром, а крутился, оборачивал деньги, да вкладывал их в серьезные предприятия. Вот только подавляющее большинство дворян, даже вплотную столкнувшись с угрозой полного разорения, не захотело хотя бы в малости изменить свои привычки, умерить спесь и принять меры к восполнению капиталов. Они вели жизнь праздную, разгульную, и успешно проматывали нажитые предками состояния. И Травины в этом не были исключением.
— Скажите, а почему вы назвали род Травиных княжеским? Насколько мне известно, это обычные дворяне.
— Сейчас — да, обычные. А тогда они были князьями. Но тут дело такое: князю нужно княжество, какой-то минимальный кусок территории, который принадлежит роду. А Травины лишились и земли, и титула еще лет двадцать назад. Была грязная история, о которой в газетах не было ни слова, но в результате появился именной указ императора о лишении рода Травиных княжеского титула, герба и прочих регалий. Утверждают, что именно после этого старый Травин повредился в рассудке. Доказательств, конечно же, нет, но расспросы слуг подтверждают, что поступки бывшего князя стали порой странными. Но это случилось после. А тогда, сорок пять лет назад, они еще считались князьями. К тому времени уже второе поколение Травиных успешно проматывало достояние предков, так что приданое, ожидаемое за княжной, вдохновило их необычайно. К старому Тенишеву были засланы сваты, и он, невзирая на удручающее финансовое положение жениха и все ходившие о нем слухи, выдал внучку замуж. Это был сильнейший удар и для меня, и для Варвары Николаевны. Ее родители, как я уже говорил, были против, но дед никого не хотел слушать.
— А почему родители были не вправе распорядиться судьбой дочери? — задал я логичный вопрос.
— Вас, молодой человек, удивляет это лишь потому, что вы не знакомы с традициями татарских родов. Все вопросы в них решает старший мужчина, и власть его в роду поистине абсолютна. Женщина же и вовсе не имеет права голоса. Вот так старый пень в угоду своим амбициям и родовой гордости, хотя вернее было бы сказать — дурости, уничтожил счастье двух человек и подорвал и без того пошатнувшееся могущество собственной семьи.
Шнидт вздохнул, и в очередной раз приложился к рюмке.
— После свадьбы я виделся с Варварой Николаевной лишь один раз. Я предложил ей обратиться к государю императору, добиться развода, но она, хоть и была выдана замуж против своей воли, не захотела изменять клятве, данной при венчании. Мне оставалось лишь в меру своих сил следить за ее судьбой.
— Печальная история, — констатировал я, когда Шнидт умолк.
— Да. Вы, молодой человек, первый, кому я рассказываю её вот так, практически целиком. Что-то на меня сегодня нашло.
— А что же было дальше?
— Дальше было все печально. Через положенный срок Варвара родила девочку. Видимо, она была зачата при консумации брака. Больше детей у нее не было. Возможно, виной тому бессилие её мужа, вызванное пьянством. Но скорее, я думаю, она просто отказывала ему в близости. Едва вашей матери исполнилось шестнадцать, как Травин принялся искать ей жениха. Но поскольку приданого дать ей не мог, то и желающих было немного. В конце концов, появился некий человек, желающий жениться на юной княжне. Он даже был готов заплатить за это приличные деньги. Конечно же, Травин согласился немедленно.
Шнидт замолчал и вновь уставился куда-то вдаль невидящим взглядом. Очнувшись, опрокинул в себя одну за другой сразу две рюмки настойки. Не сказать, чтобы за время нашей беседы он так уж много выпил, но когда продолжил свой рассказ, взгляд его был откровенно пьяненьким, а речь начала терять связность.