Шнидт собственноручно разлил настойку в хрустальные рюмки и поднялся на ноги. Встал и я.
— Дорогой Владимир Антонович, вы даже не представляете, насколько вы много сделали для меня. Вы буквально наполнили мою жизнь счастьем, которое, я верю, продлится до конца моих дней. Я видел Настеньку после победы в гонках. Она просто светилась! Она всю жизнь, всю жизнь об этом мечтала. И вы, именно вы дали ей шанс претворить эту мечту в жизнь. Поэтому я хочу выпить эту рюмку за вас. За ваши идеи, за ваши умелые руки, за вашу большую и щедрую душу. За вас, Владимир Антонович.
И опрокинул рюмку в рот.
Я последовал его примеру и, вновь усевшись за стол, поинтересовался:
— Альфред Карлович, а почему именно это? Почему не свадьба? Пусть прошло еще немного времени, но, мне кажется, Анастасия Платоновна вполне счастлива в браке.
— Ах, оставьте. Свадьба — это, скорее, мечта её родителей. Их счастье. И они этим счастьем ныне вполне наслаждаются. Но сама Настенька — я ее знаю много лучше, чем даже Вера Арсеньевна, ее мать, — она жила только гонками. Вы бы видели, как светились её глаза, как душа её буквально воспарила над обыденностью и суетой! Она поверила в себя, в свои силы. А это, знаете ли, много стоит.
— А ведь Анастасия Платоновна действительно хорошая гонщица. На том злосчастном ралли она была бы второй, в этом нет ни малейших сомнений.
— Еще бы! — расплылся в улыбке Шнидт. — Я ведь сам её учил.
— Тогда я предлагаю второй тост за вас, Альфред Карлович. За ваши золотые руки, за ваше мастерство и ваши знания. И, конечно, за ваш талант педагога, благодаря которому в этом мире появился еще один прекрасный гонщик.
Когда мы выпили по второй, я перешел, наконец, к чаю и к цели своего визита.
— Знаете, Альфред Карлович, я должен сказать вам огромное спасибо. Ваши гогглы — те, последние, что я у вас заказывал, не далее, как два дня назад безо всяких преувеличений спасли мне жизнь.
— Вот как? — заинтересовался Шнидт. — И как же это было?
Я вкратце пересказал события той ночи.
— И что, эти гогглы действительно позволили вам видеть в полнейшей темноте?
— Не то, чтобы видеть, но силуэты людей я различал достаточно хорошо. А вы хотите сказать, что не добавляли такую возможность?
— Специально — нет. Это, скорее, побочный результат одного моего эксперимента. Но ваш рассказ уже разжег во мне желание попробовать двинуться в эту сторону целенаправленно. И по этому поводу даже появились некоторые мысли.
— Ну что ж, я рад буду опробовать ваше новое изобретение. А пока позвольте откланяться: не дело стоять между мастером и его работой, так недолго и в личные враги попасть.
Глава 20
Танцевать фокстрот я не умел, так что пришлось оперативно брать уроки. Конечно, за два дня с легкостью порхать по паркету я не начал, но основные движения заучил и в ногах не путался. А потому субботним вечером с легким сердцем уселся в «молнию» и отправился на вечеринку.
Гостей сегодня было чуть больше. К уже знакомым мне парам добавилось еще две: невзрачный виконт со столь же невзрачной супругой, и яркий брюнет с роскошными гусарскими усами в паре со своей дамой сердца, миниатюрной женщиной с откровенно блудливым взглядом. Думается, по размерам коллекции любовников эта красотка далеко переплюнет известную фривольным поведением Оленьку Дорохину.
Виконт с супругой приехали на неделю из столицы и представляли клан Васильчиковых. Было довольно забавно слушать представление: Николя Васильчиков с супругой Аннеттой. Усач представился паном Иржи Трояновичем, а спутница его и вовсе оказалась заморской гостьей, баронессой Линдой фон Велсберг. В этом закрытом клубе аристократов я был белой вороной, ибо титул мой маячил где-то далеко впереди. Но это, кажется, никого не волновало. Ибо князь — это было намного круче, чем барон или даже граф. И правильно говорил Игнатьев: эти люди играют вдолгую, и знакомства заводят с прицелом на отдаленное будущее. Наверное, я стал интересен и русским графам, и немецким баронам, раз уж они решили завести личное знакомство с неким Стриженовым. А, может, госпожа Сердобина позвала меня сегодня как раз по их просьбе? В таком случае, я и вовсе могу считать себя свободным от любых обязательств по отношению к баронессе.