Бык ничего не отвечает, и Вэк продолжал его доебывать.
– Бык, а Бык?
– Что?
– Пошли поссым.
– Иди и поссы.
– Одному неохота.
– Ладно, пошли.
– Пошли. Только я угощаю.
– Ты когда-нибудь допиздишься.
Подходит Клок.
– Ну, как тетрадка? – спрашивает его Вэк.
– Классно. Особенно этот рассказ, ну... где она с обезьянами и быками.
– Сколько раз спустил, признавайся?
Вэк ржет.
– А что за тетрадка? – спрашиваю я.
– Ну, обыкновенная тетрадка. С рассказами, – отвечает Клок. – Короче, там про то, как баба ебется. И со зверями всякими тоже.
– А тетрадка твоя?
– Нет, я сам у пацана взял. А ты что, тоже хочешь подрочить? – Вэк ухмыляется.
– Не подрочить, а почитать.
– Ладно, Клок вернет – тогда я тебе дам.
– А ты вообще пробовал уже дрочить? – спрашивает у меня Бык.
– Нет.
– Не пизди. Все пацаны пробовали, – Вэк смотрел на меня и ждал, что я расколюсь. – Даже Кощей – пока операцию не сделали.
– Какую операцию? Кастрировали?
Бык ржет:
– Охуенно кастрировали. Аппендицит.
– И что, после аппендицита нельзя дрочить?
– Можно, но не сразу. А то шов разойдется. Мне говорил один мужик – ему только сделали, и он дня через два сразу на бабу полез – на медсестру, прямо в больнице. Только засадил – и сразу, говорит, блядь, что-то лопнуло. Думал, уже хуй оторвался, а это только шов разошелся.
– Пиздит он.
– Не-а, это правда. Ладно, ты лучше колись, не верю, что не пробовал дрочить.
– Можешь не верить. Пошел ты на хуй.
– Сам пошел. А то дал бы тебе картинок.
– Каких картинок?
– Баб голых.
– Покажи.
– Зачем тебе, если ты не дрочишь?
– Так, посмотреть.
– Ладно, смотри.
Он достает из кармана фотографии по размеру карт – это и есть карты, только перефотографированные. На одной баба стоит на коленях, раком, оттопырив жопу так, чтобы была видна дырка и черные волосы вокруг нее.
– Заебись, правда? – спрашивает Бык. – Сразу встает. Дать тебе до завтра, лысого погонять?
– Это у тебя, наверное, лысый, а у меня все в порядке.
– Ладно. Не хочешь, как хочешь.
Он прячет карты.
– Обезьяну знаете? Ну, это пацан из «основных». Так ебется, что скоро импотентом станет, – говорит Вэк.
– А что это? – спрашивает Бык.
– А ты что не знаешь?
– Не-а.
– И ты знаешь? – спрашивает Вэк у меня.
– Знаю.
– Ну, что это?
– Это у кого не стоит.
– Слушай, а что будет, если баба поебется с быком, кто у нее потом родится? – спрашивает Клок.
– Голова от быка, остальное – как обычно, – говорит Вэк. – Мне говорили, на Космонавтах живет один пацан с головой от собаки, но его никто не видел.
Перед физкультурой переодеваемся в спортивную форму. В раздевалке воняет потом, резиной, грязными носками и трусами. Вэк снимает штаны и остается в темно-синих семейных трусах. Спереди на них белые пятна засохшей малофьи.
– Кого это ты ебал? – спрашиваю его я, хоть и так понятно, что никого, просто дрочил.
– Как кого? Кощея.
Все ржут. Кощей делает свирепую рожу, как будто счас кинется на Вэка, но все знают, что не кинется. Вэк – один из самых здоровых в классе, подтягивается пятнадцать раз и поднимает гирю на шестнадцать килограммов восемь раз.
Чтобы подоебывать Кощея, Вэк вынимает свой хуй – а он у него большой – и проводит им по штанам Кощея.
– Не ссы, Кощей, – говорит Быра. – Он же в трусы спускал.
Все ржут.
Кощей хватает свои шмотки и выходит из раздевалки.
– Быра, мне сказали, у тебя маленький хуй, – говорит Вэк. – Покажи-ка нам свой «корень жизни».
Быра делает напряженную морду и продолжает расстегивать голубую рубашку.
– Что, ссышь?
– Просто ему стыдно показать своего лысого и маленького, – ржет Вэк.
Быра краснеет.
– Ну что, слабо показать свой такой вот? – Вэк разводит руки далеко в стороны.
– Если б у Быры был хуй по колено, он бы носил безразмерные трусы, – хохочет Клок.
– Ну, ладно, давай покажу, но только Вэку.
Вэк с Бырой отходят в угол раздевалки, спинами к остальным, и Быра оттягивает резинку трусов.
– Ну, какой у него? – спрашивает Бык.
– Обыкновенный, не маленький, – отвечает Вэк. – Но почти лысый. Дадим на рассаду, а?
На геометрии кто-то стучит в дверь класса.
– Быркина можно на минутку?
Это мамаша Быры, сильно накрашенная тетка. Она работает в школе завхозом.
– Да, но только на минутку. Мы разбираем сложную тему, и он не поймет, если пропустит объяснение, – говорит Швабра, как будто верит что дебил-Быра может понять хоть одну теорему.
Быра медленно встает со своей первой парты и идет к двери.
– Счас получит Быра пизды, – негромко говорит Вэк.
Некоторые хохочут.
– Тихо, ребята. Не надо отвлекаться, – говорит Швабра.
Я прислушиваюсь к разговору за дверью: мне все слышно.
– Меня опять твоя классная вызвала. Двойки, поведение неуд. Ты, что, забыл, что мне обещал?
Потом бабах и плеск и еще бабах. Ай, блядь. Я тебе дам, блядь. Хули ты не учишься?
Бабах, плеск, бабах.
Клок поворачивается ко мне и говорит:
– А Бырина мамаша ничего. Вот ее бы выебать.
Карпекина – она сидит за одной партой с Клоком – кривит губы.
– Вообще, у нее счас ебарь есть. Какой-то начальник с химзавода. Я его видел, – продолжает Клок.
– А ты у Быры расспроси поподробнее. Он же, наверное, каждую ночь смотрит. И дрочит.
Мы оба хохочем. Дверь открывается, входит Быра с красной мордой. Он молча идет на свое место и садится.
Мы с Быком идем по его улице – грязь сплошная, никакого асфальта, как в деревне какой-нибудь задроченной. Бык сказал – давай не пойдем на географию, сходим ко мне, пожрем. Я был не голодный, но согласился.
– Ты наверное минут сорок идешь до школы? – спрашиваю я.
– Ни хера. Минут двадцать. Некоторым, бля, везет: дом через дорогу.
Он имеет в виду меня.
– Зато ко мне всегда прислать могут, если вдруг не приду, а к тебе – хуй: никто не найдет, заблудится, бля.
Входим во двор. Гавкает облезлая дворняга на цепи. Мать Быка снимает с веревки заплатанный пододеяльник.
– Мам, у нас пожрать что-нибудь есть?
– Пожрать? Тебе только жрать. Я только на него работаю, а он еще друзей водит пожрать.
Она – совсем старуха, лет пятьдесят или больше.
– Я тебе говорила уже, чтобы никого не водил. Батька твой все водил друзей, все пили, пили, пока допился. Теперь ты – сначала пожрать, потом выпить, потом опохмелиться... Ладно, на кухне борщ, наливайте сами.
– А что с твоим батькой? – спрашиваю я, когда мы заходим в дом.
– Повесился. Пил две недели, не просыхал. Потом повесился на чердаке.
– Давно?
– В том году. Оно и хорошо. Если б не повесился, я бы его сам прибил. Он выебывался пьяный, ко мне лез, к мамаше.
Бык наливает нам по тарелке борща и отрезает по куску хлеба. Мы торопливо хлебаем борщ, потом идем назад в школу.
На остановке ко мне и Вэку подходят Клок с Быком и трое «старых» пацанов – Гриб, Обезьяна и Цыган. Гриба так зовут за толстые губы. Он раньше злился, потом привык. Обезьяна – урод и тоже раньше ненавидел свою кличку, но его все равно все так звали. А Цыган – из настоящей цыганской семьи, они живут недалеко от Быка.
– Что, малые, капуста есть? – спрашивает Обезьяна.
– Так, копейки.
– Ну, рубля три наберете?
– Если только два.
– Ладно, два так два. Пошлите возьмем тогда, потом к нам в «контору» бухать. Какой класс – восьмой? Пора вам уже на своем районе, как свои... Это самое, скоро на сборы будете за район ходить.
Подходим к магазину.
– Бабок мало. Надо еще стрясти, – говорит Обезьяна. Мы становимся у входа. Гриб – впереди, остальные – немного в стороне, но так, чтобы было видно, что он с нами.