— К чему ты это?
— А к тому, что не в рублях клад, а в друзьях, в людях.
Прихлебывая чай из жестяных кружек, землекопы прислушивались к шуму в полутемном котловане. Николай оглянулся, посмотрел в ту сторону, откуда пришел, и удивился совсем близко подступившей густой темноте. И странным показалось ему, что пришел он из этой самой темноты. Вглядываясь, старался увидеть огни железной дороги. Но они, должно быть, укрылись за невысоким взгорком. И стало неловко от этой холодящей спину ночной темноты, захотелось подвинуться поближе к костру. Что-то очень похожее уже было с ним в жизни. Такая вот холодная темень за плечами и жаркий огонь в лицо. И сразу представились ребячьи лица, красные галстуки, внизу за спиной — река, ее только слышно (холод несло тогда от реки), а впереди — лес, но леса не разглядеть: мешало пламя костра. И, помнится, обнял тогда Николай сидевшего рядом мальчишку, обнял словно бы в шутку, хотя и не дружил с ним и даже чуть не подрался днем. В обнимку сидеть было лучше.
Невольно подался он к ночному костру.
— Чайку не хочешь? — спросил рассказчик.
— Нет, спасибо.
Николай подождал, — не спросят ли о чем? — подумал о чем-то, глядя на огонь и ощущая запах горелой травы, поднялся, отошел от костра. Теперь он мог различать людей на дне котлована, освещенного факелами. «Сколько их тут? Пожалуй, не меньше тысячи». Людей было так много, что хлопающий белым дымком в котловане экскаватор был еле виден. Среди множества землекопов, словно облепивших его, экскаватор сам казался живым землекопом, только огромным, неповоротливым, исполненным великаньего добродушия. Хотелось подойти к нему поближе и помочь, особенно, когда его зубья медленно, с натугой, на предельном напряжении вгрызались в землю. «Что это я как маленький?» — усмехнулся Николай, поймав себя на этой странной мысли. И вообще он не узнавал себя. Откуда эта неосознанная, еле уловимая тревога? Откуда это едва ощутимое покалывание в кончиках пальцев? Даже досадно… Он начинал догадываться, в чем дело, но не хотел верить. Неужели от того, что очутился он вдалеке от дома… один. Должно быть… Ведь это — впервые в жизни. Но, черт возьми, ему уже восемнадцать лет! Женить пора, как сказала бы мать.
Он попросил сидевших у костра приглядеть за его сундучком и побежал вниз по рыхлой глине. Натертые травою подошвы тяжелых ботинок раза два скользнули по меловым комкам, по щебню. Ярче, синее показалось небо. И где-то высоко, прямо над головою, заметил Николай несколько редких звездочек.
Очутившись на дне котлована, он уже не видел экскаватора и не таким резким казался гул мотора, зато слышнее стал скрежет и тонкий свист режущих глину лопат. Николай остановился у первой свежей выемки и при свете воткнутого в насыпь чадящего факела глянул в лица землекопов. Ночная резкость света и теней придавала их молодым лицам тон суровой, завидной мужественности. Землекоп, шедший посредине, отвалив пласт, распрямил спину и, сунув Николаю лопату, сказал: