- Еще хоть раз попробуешь сделать мне больно, еще хоть раз оставишь без завтрака, обеда или ужина, - сказал Кнопочкин строго, - и в тот же вечер окажешься в тюрьме. Я допускаю, что твои знания о мире - на уровне обезьяньих, из-за чего ты можешь не поверить в мои слова. – Он указал пальцем на то, что лежало у ее ног. – Но это должно тебя убедить. Вникай и делай выводы. Я надеюсь, читать-то ты хотя бы умеешь? Или социальному мусору подобные навыки ни к чему?
- Что в тебя вселилось, Андрюша? – шепотом спросила мама и сделала попытку обнять ребенка.
Тот отверг порыв нежности, родившийся на почве страха, и снова взялся за книгу по истории.
- Долго объяснять. Не задавай вопросов и приготовь еды. Захочешь позлиться – знаешь, что будет, - ответил он.
Марина готовить не стала. Вместо этого она пнула конституцию, разрыдалась истерически и, накинув пальто, покинула квартиру. Трудно было угадать, какие мысли в тот момент крутились у нее в голове: то ли вероятный визит полиции так ее испугал, то ли ожившие в памяти времена, когда она сама была жертвой жестокости, что-то в ней надломили. Но мальчик и не ждал резкой перемены в мамином характере; его вполне устраивало, что теперь она хотя бы боялась прибегать к насилию. Поэтому он проигнорировал невыполнение родительских обязанностей, решив, что привычных хлеба с сахаром ему будет пока достаточно.
С тех пор его тело не знало побоев. Всякий раз, как у Марины возникало желание обратиться к традиционным методам воспитания, ее взгляд падал на конституцию, валявшуюся посреди комнаты, после чего у нее словно начиналась ломка: она плакала и неразборчиво жаловалась на все подряд. Но к ремню и кипятильнику впредь не притрагивалась.
Между тем, спокойнее жизнь Кнопочкина стала незначительно. Ибо изо дня в день с того разговора Марина появлялась дома точно к обеду пьяная до помешательства, и квартиру наполняли ее громкие вопли. Андрей поначалу заключил, что она делает это намеренно, пытается мучить ментально. Но после второй ее речи, прочитанной в полуживом состоянии, понял, что дело в другом. Маму его повергла страшная депрессия. Женщина объявила, что жить больше не хочет, и каждый вечер грозилась покончить с собой. Даже какой-то белый порошок притащила, способный (по ее заверениям) почти мгновенно убить. Сына она провозгласила неблагодарной крысой, обреченным существом и источником чуть ли не всех человеческих бед, который она, как и отца, безоговорочно проклинает.
Терпение Кнопочкина иссякло на второй день, и он ей ответил:
- Удивительные вещи здесь описываются. – Мальчик потряс учебником по истории за десятый класс и положил его на стол. – Сто лет назад граждане нашей страны жили так же паршиво, как мы с тобой сейчас. С одной лишь разницей: их положение было виной других людей, а наше – исключительно твоя ответственность. Большую часть истории русские не имели доступа к образованию, их глупость была частью замысла элиты. Но что насчет таких как ты? Как в век колоссальных свобод и возможностей, когда целых одиннадцать лет тебя согласны обучать бесплатно, ты умудрилась остаться настолько тупой? Я этого не понимаю и единственное объяснение, которое могу дать, сводится к твоей биологии. Ты никчемна от природы. И как ни старайся, измениться не получится. Знаешь, что это значит? – Андрей кивнул в сторону шкафа, где на полке стоял флакон с белым порошком. – Лучше будет, если ты умрешь. Вот только у тебя мозгов не хватит даже на то, чтобы увидеть в этом правильное решение. Ведь не для себя ты яд приготовила. А рассчитывала, что я из детского любопытства как-нибудь в рот себе его суну. Правда, не признаешься никогда.
Марина плакала. Она устала говорить сама и потому дослушала не перебивая. Когда ребенок закончил, она сказала с трудом:
- Не я виновата... Я хотела жить по-человечески... Ты странно говоришь... Дети так не умеют... В тебе кто-то сидит... Не я виновата...
Марина уснула.
На следующий день она не пила. Хотя и ушла куда-то утром, но вернулась трезвой. Найдя сына за причудливым занятием – он перекладывал конфеты из одного фантика в другой, - она с порога, будто боясь приблизиться, обратилась к нему:
- В последнее время ты ведешь себя ненормально. Мне страшно. Кажется, в тебя правда кто-то вселился. – Помолчала недолго и добавила: - Но я не позволю издеваться надо мной. Я нашла способ, как справиться с твоим беснованием. Завтра узнаешь.
Больше она ничего не сказала. Это был последний день каникул.