Подделанный для джаза романс собрал на левый борт весь экипаж «Тафуина». Заграница всматривалась в русских и запоминала.
— …Очи! — с восторгом исторг японский динамик. — Очи! — он же простонал с опасением и тревогой. Снова в сладком томлении, зазывающе: — Очи!..
На «Тафуине» недостаточно приспустили флаг, японцы не знали, выздоровел Кузьма Никодимыч или неживой. Боцман взялся за флаглинь, и пленочное пение тотчас же оборвалось.
За картушку компаса, к рукояти рулевого электрического привода, Серегу поставил не кто-нибудь, а Зубакин. Еще, еще раз оглядел его, а потом протянул руку к плечу задумчивого Назара и отдернул ее назад как бы в неуверенности: друг ты мне или все еще не очень?
— А что, товарищ первый помощник, возьмем Расторгуева на тот рейс четвертым штурманом?
Никто не переубедил бы Назара, что капитан был снова одинок, а вежлив от трусости перед будущим в Находке. Эта вежливость выражала прекрасное самообладание.
— Я лично не против. — Посмотрел на уплывающую шершавую проглубину, тронутую океанским бризом, на встречный БМРТ.
— Ты не поскупись, внеси в характеристику Расторгуева побольше плюсов. Знающий, принял повышенное обязательство, борется — в таком духе. А я тоже постараюсь, заверяю тебя.
— Он получит, что ему причитается, — пообещал Назар, отдаваясь рассуждениям с самим собой. «Мы словно после крещения. Все смыто с нас: предвзятость, фальшь… То есть наносное. Впрочем, скоро нам придется отчитываться за рейс на балансовой. На ней-то станет окончательно ясно, кто каков, как только зайдет речь о торпеде. Там каждый из нас окажется выведенным на чистую воду. Мне пора по-настоящему засесть писать характеристики. Тот такой! Этот тоже… Как будто каждого держал за душу. А сам кто? Могу руководить? Как будто нет. Ни на столько не обманываю. Я все не тот. Мой Игнатич — тоже такой. Грамотишки бы поднабрать ему побольше. Но когда? Все по морям, по волнам.
Старшему помощнику Плюхину не хватает данных. Если бы ему дали возглавить экипаж по-старому, тогда еще пошел бы. Сумел бы отвечать только за производительность. Тогда остались бы нынешними Ершилов, Лето…
А впрочем, разве у нас со всех сторон не так? Не наращиваем поступательный темп? Не продвигаемся вперед? Есть показатели!
Плохо, что я не знаю, каково пришлось родителям Плюхина. Находкинский проступок на баркентине — это одно. А может, он следствие чего-то давнего, общего? Мог его отец попасть в историю? Как мой.
Мне нельзя уходить с капитанского мостика. А то получится, что только п р о п о в е д о в а л душевность. Так?»
Океан молчал. Им владел штиль, как мираж. А все-таки это был устойчивый, не короткий штиль. Часть экипажа могла наконец-то выспаться за семь месяцев и семь дней.
Конечно, на «Тафуине» не верили, что циклоны и антициклоны удержатся, не поставят Тихий океан на дыбы. Только ничуть не тужили, потому что ничего ж не могли изменить.
Прощайте, никого не обошедшие стороной мили. Впереди — километры.