Девушка помогла отцу загнать овец, привязала обеих коров и пристроила скамейку под брюхо Пестрой. Корова была не в духе – видно, слепни зажрали. Норовила дать копытом по подойнику, с размаху хлобыстнула грязным хвостом по девичьей щеке. Тайра тоже нервничала: ей хотелось побыстрее закончить возню по хозяйству, покормить отца ужином и, пока совсем не стемнело, сбегать к Марису. Посидеть с ним над речкой, дудочку его послушать.
Струйки молока зазвенели по деревянному донцу, а на дальнем конце Ашеры залаяла первая собака. Оба джановых пса еще молчали, только уши подняли. Им не разрешалось брехать попусту – мало ли кто там по деревне шатается. Подаст голос соседская Мушка, значит, точно к ним: мимо их дома прохода нет, кому в долину надо, идут под обрывом вдоль реки. Лай растекался по деревне, уже слышно было – едут на лошадях, копыта по щебенке цокают. Вот и Мушка затявкала. Джан все не показывался, а те уже подъехали к самой ограде.
Собаки усердно бесновались. Могучий волкодав Хмурый рычал из-под ворот, чтобы вороги оценили его клыки, а черно-белый, как сорока, Шмель прыгал свечой, пугая незваных гостей поверху. Хотя по сравнению с медвежьей башкой Хмурого, его ушастая длинноносая морда не впечатляла. Тайра аккуратно прикрыла пустой подойник чистой холстинкой, не спеша подошла к воротам, для виду цыкнула на собак и прильнула к дырке от сучка. Отец специально ее не заделывал, чтобы можно было рассмотреть гостей: надо их в дом звать или не стоит. Этих, пожалуй, не стоило.
Они уже спешились, как будто их кто приглашал, и с интересом разглядывали девичий глаз в дырке. Один – здоровый, кряжистый, в кирасе (как только налезла), но без шлема. Его вполне заменял мощный шишковатый череп, весь в шрамах, почти совсем лысый. Зато борода богатая – рыжая, веником. Если есть на свете гномы-великаны, то он был как раз из них. Второй, высокий, так низко надвинул капюшон, что виднелся только длинный подбородок, заросший седой щетиной, да кривая ухмылка.
– Здесь живет проводник Джан? – спросил тот, что в кирасе, у глаза за воротами.
– Папа! – звонко крикнула Тайра и удалилась в хлев, не оглядываясь. Она всей душой надеялась, что отец откажет таким заказчикам. Иначе сидеть ей три, а то и четыре дня взаперти: с этого лета отец запретил ей бросать дом под присмотром собак. Скотина будет стоять в хлеву, поедая запасенное на зиму сено, а она даже на минуточку с Марисом не увидится. Хоть у них и свадьба через месяц, но принимать парня наедине – позору не оберешься.
На пороге появился Джан в чистой белой рубахе, поправляя перевязь левой рукой. Тайра поняла, почему он застрял в доме – переодевался, меч прилаживал – и вздохнула. Ей казалось несправедливым, что отец, отличный наездник, ловкий, как горный барс, из-за своего увечья в простых домашних делах бывает беспомощней древнего старика. Джан вполголоса переговорил с приезжими и завел их коней в хлев. Он всегда держал свободное стойло для чужих лошадей.
– Папа, их тоже ужином кормить? Я ж не знала, только на нас с тобой приготовила.
Джан только усмехнулся на дочкины хитрости и потрепал ее по темно-золотой макушке.
– Ничего, поделимся. Сыра, фруктов на стол побольше подашь.
Он прекрасно знал, что дочь ненавидит его работу, но это был их хлеб.
Когда Тайра потеряла мать, а отец – правую руку, он почти забросил хозяйство. Продал половину стада, поле заросло травой, остался только маленький виноградник да десяток плодовых деревьев за домом. По правде говоря, он запил; если бы не жалостливая соседка Зелла, приглядывавшая и за дочкой, и за папашей, а заодно и за скотиной, то неизвестно, выжили бы они или нет. Тайре тогда было пять лет, к семи она уже умела кое-как готовить и доить коров.
Через год Джан пришел в себя и начал водить людей через перевал. На равнине велась нескончаемая война, из Ракайи потоком шли беженцы в Кадар, но и там была страшная нищета, почти голод. Считалось, что за горами, в богатой стране Салем, сытно и спокойно. Почти каждый день в Ашеру, мимо которой лежал один из путей через горы, приходили семьи – то пешие, с тюками через плечо, то на повозках, некоторые даже со скотом. Джан собирал партию и вел их до самой Марсы, селения по ту сторону хребта. Это давало небольшой, но постоянный доход. А иногда, чаще ночами, появлялись совсем другие люди – без детей, хорошо вооруженные. После них отец покупал Тайре новое платье, себе – сапоги или куртку, а остаток монет откладывал на зиму. Бывало, что и знать приезжала поохотиться на горных козлов или барсов, эти платили золотом, но после пары случаев, когда Джан чуть не погиб, загоняя зверя, он стал отказываться от таких забав. Все-таки с одной рукой по скалам не больно-то полазаешь.