– Подожди еще немного, я приду за тобой.
Выскользнула из комнаты, щелкнул замок.
Эти двадцать минут Тайра проплакала. Она хотела только одного – сбежать из замка, а дальше наплевать, хоть в реке утопиться, хоть замуж за ликейского купца.
– Пойдем. Королева Стефания хочет поговорить с тобой.
Это еще что за королева? Их тут пруд пруди? Но спросить было невозможно. Литания почти бежала по коридорам и лестницам, намеренно не оборачиваясь к Тайре, избегая разговора, даже взгляда. Винтовая лестница закончилась в маленькой пустой комнате, Литания тщательно заперла дверь за собой, еще несколько ступенек, и они оказались на вершине башни. За столиком с фруктами сидела пожилая знатная дама и кушала виноград.
– Тайра, это моя мать Стефания, вдовствующая королева. Поклонись ей, – шепнула Литания.
Тайра, как умела, выполнила просьбу. Стефания кивнула им и ласково предложила присесть и угощаться. С благосклонной улыбкой она рассматривала Тайру, и отчего-то от ее взгляда мурашки ползли по плечам.
– Литания, ты уверена, что мы можем поговорить здесь без свидетелей?
– Я заперла дверь, и в башне никого нет.
– Хорошо. Расскажи мне о себе, девочка. И о своей семье.
Тайра сбивчиво рассказывала о родителях, о детстве, о пожаре, и не знала, как объяснить свою выходку с вышивкой. Она чувствовала, что это очень важно, и что ни в коем случае нельзя упоминать Чанту, лучше вообще никого не упоминать. Стефания была очень похожа на ее маму: те же черты, те же голубые глаза, и лицо совсем еще свежее, только пышно взбитые волосы побелели, и губы усохли в ниточку. Но сейчас эта приятная женщина с тихим голосом искала выход из ситуации, угрожающей ее близким, а Тайра была для нее чужой.
– Наверное, твой дядя подсказал тебе, что ты имеешь отношение к нашей семье?
– Нет, конечно. Он, наверное, не хотел, чтобы я о чем-то догадалась, запрещал мне выходить из дома и собирался отправить меня в Ликейю.
– А кто же тогда навел тебя на эти мысли?
– Я с детства знала, что мама из знатного рода. Она много читала, говорила не так, как у нас в деревне, и вышивала, и пела совсем по-другому. И люди намекали… Но я думала, что она умерла. А сегодня, когда я стояла и смотрела на процессию, я вдруг увидела ее живую, и совсем голову потеряла. Мне захотелось, чтобы она узнала меня, и я схватила вышивку – это единственное, что у меня осталось от мамы, я ее всегда ношу с собой – и стала махать и кричать. Теперь я понимаю, что ошиблась, но вы, ваше величество, – Тайра поклонилась королеве Литании, – действительно очень похожи на мою мать.
Стефания в упор посмотрела на свою дочь.
– Мне кажется, это сходство может объясняться каким-то дальним родством. Тебе ведь тоже эта девочка показалась отчасти знакомой, и поэтому ты пригласила ее в замок?
Литания опустила глаза.
– Я полагаю, мы никогда не узнаем, кем была твоя умершая мать… Можно взглянуть на вышивку?
Тайра достала из-за пазухи свернутую тряпицу, ей очень не хотелось показывать ее этой даме, похожей на ястреба, зависшего в небе перед падением на добычу.
Стефания аккуратно развернула вышивку, ее и без того тонкие губы сжались.
–Ты знаешь, что здесь изображено?
– Похоже на ваш замок. А вокруг него летят орел, цапля, ворон, лебедь и сова.
– Это девиз нарратского рода, – переводя пальцем с одной птицы на другую, Стефания медленно произнесла, – Отваги – с Красотой союз не вечен, – их разлучает Смерть, – Любовь – и Мудрость вечны.
– Литания, я не думаю, что можно надеяться на забвение…
Сердце Тайры сжалось. Никто не знает, что она в замке. Ей не выйти отсюда живой.
–Тайра любит свою маму и не захочет повредить ей, – мягко ответила Литания.
Стефания, склонив голову на бок, изучала Тайру. Девочка невероятно похожа на мать, хоть и выросла не во дворце, а в хлеву. Ей страшно, но держится с достоинством. Наша, нарратская кровь.
– Если бы ты узнала, что твоя мать до сих пор жива, но твои разговоры и расспросы могут привести ее к гибели, ты смогла бы больше не обмолвиться о ней ни одним словом? Ни с кем и никогда?
– Чтобы из-за меня ее убили? Я не стану ничего говорить даже под пыткой.
– Под пыткой люди редко держат свои обещания, но при разумном поведении до этого вряд ли дойдет, – улыбнулась Стефания и устремила прищуренный взгляд куда-то вдаль, за черту горизонта, где было место пыткам, и предательству.
– Ну, что же… я расскажу тебе, – старая королева покойно сложила руки на коленях и заговорила чуть нараспев, словно исполняла старинную балладу, – двух дочерей мне Господь Единый подарил, Лаэрту и Литанию. Старшей, наследнице, при рождении золотой шарик на шею повесили, младшей, что на полчаса позже на свет явилась – изумрудный. Так их по шарикам люди и различали, хотя мне всегда казалось, что похожи они как лед с огнем, не более. Старшая как котенок была, веселая и ласковая. Больше всего ей нравилось танцевать, играть с детьми в саду, песни только про любовь пела. Ну а младшая – серьезная, она готова была часами слушать баллады о подвигах, волшебстве и дальних странах. Знала их больше иного трубадура. И еще рукоделие всякое любила, найдет свечку – тут же коня или дракона вылепит, в пять лет попросилась учиться вышивке. Зато упрямыми обе были одинаково, избаловала я их, знала, что других детей у меня не будет. В двенадцать лет девочек обручили. По нашим законам, если в семье нет мальчика, то престол наследует муж старшей дочери. Поэтому мы решили отдать Лаэрту за Альбина, второго сына дарнийского короля. А младшую – за молодого графа из Раттена, они давно хотели с нами породниться, чтобы обрести защиту от Ракайи. Но видно, не было на то соизволения Небес, через три года разбило его корабль штормом. Литания горевала о бедняге, как о родном, хоть и видела его только раз, во время обручения.