Ушастый силуэт региона на карте стал совсем почти черным, Соломон елозил по нему маркером – не понимал, не понимал.
VII
В зале после ремонта еще пахло краской, а Соломону казалось – рыбой. Отдать российскому посольству заброшенный рыбный магазин – это он придумал, Соломон; до войны в магазине сидело советское консульство, еще позапрошлый губернатор хотел по этому поводу повесить мемориальную табличку, а теперь табличку повесил Соломон: «Посольство Российской Федерации». Но все равно это место все так и называли – «Дары моря». В газетах писали: «В «Дарах моря» выражают озабоченность», «Мнение «Даров моря» примут к сведению». Посол, печальный молодой человек, которого все в республике называли Стасом, без отчества, помахал Соломону рукой, и Соломон заулыбался в ответ – с праздничком, мол. Впервые в жизни на приеме по случаю Дня России, и не просто на приеме, а как высокий гость, министр. Он приобнял Стаса, тот натужно улыбнулся в ответ. Московский мажор, приехавший в город с прицелом на губернаторство, стал вдруг дипломатом, и ему явно не нравилось. Приедешь в Москву, тебя спросят – ну как ты, старик? – Да вот, я посол в Земландии! – Ничего-ничего, не переживай. Соломон заметил, что у посла подрагивает веко и, видимо, желая обрадовать посла, сказал ему шепотом, что сейчас придет президент. «В смысле Николай Николаевич».
Президент действительно появился через минуту. Шел к Стасу и Соломону, пожимая по пути всем руки – довольный, веселый, и не скажешь даже, что хромая утка. А президентствовать ему оставалось чуть больше месяца, и это все понимали, и сам Николай Николаевич тоже. На днях он сказал Соломону, что больше думает о выборах главы своего родного района, чем о президентских. На президентские он тоже, конечно, шел, но так, понарошку. Все уже давно были в курсе имени будущего президента, первого всенародно избранного главы молодого земландского государства.
Соломон понял это первым – сразу же, как увидел по телевизору ту безобразную сцену в опере. Все шумели – развод, развод, а он тем же вечером сказал Николаю Николаевичу, что теперь-то понятно, что тогда имел в виду русский президент в Ново-Огареве. Николай Николаевич, которому уже нравилось быть президентом, сразу загрустил, спросил Соломона, не ошибается ли он, Соломон ответил, что рад бы ошибиться, но не бывает же таких совпадений. И точно, со следующего утра все завертелось – нота российского МИДа о признании республики, переговоры о собственности, о выводе войск, и одновременно президентская кампания, которая теперь ясными глазами с элементами фотошопа смотрела на Соломона через окно «Даров моря» с билборда на противоположной стороне улицы. Она стояла на берегу моря с огромным куском янтаря в руке и улыбалась. Внизу было написано: «Не плачь по мне, Земландия». По дороге на прием Соломон читал свежую сводку ВЦИОМа – рейтинг Государыни, как ее здесь сразу прозвали, вырос еще на четыре процента, то есть даже второго тура не будет, да и хрен с ним, со вторым туром.
Саму Государыню Соломон видел только однажды – в аэропорту, когда встречал. Было это с неделю назад, а больше ее не видел никто, заперлась у себя в замке на Куршской косе, и никого не принимала «до особого распоряжения». Соломону стоило заметного усилия отвести сейчас взгляд от двух ее огромных глаз на билборде, он оглянулся и вдруг покраснел, встретившись взглядом с Николаем Николаевичем. Дело в том, что у Соломона уже пятый день в черновиках почтового ящика болталось письмо, начинающееся словами: «Матушка Людмила Александровна», в котором он выражал готовность служить новому президенту при условии сохранения за ним должности министра иностранных дел. Николая Николаевича Соломон, впрочем, недооценивал – у уходящего президента такое письмо тоже было, только Николай Николаевич писал его от руки, электронным носителям он доверял не очень.
Камерный оркестр национального драматического театра, подчеркнуто фальшивя – мол, не знаем и знать не хотим эту мелодию, – заиграл российский гимн. К микрофону подошел посол. Добрососедство, сотрудничество, историческая память, большие перспективы – ни послу, ни кому-то из присутствующих не было интересно это слушать, но сам факт – вот у нас, здесь, в «Дарах моря» есть теперь российское посольство, и Россия теперь – другая страна, а мы сами по себе, – этот факт, конечно, сводил с ума; Соломон оглядел собравшихся – все были то ли как будто, то ли уже по-настоящему пьяны, и он тоже потянулся за бокалом «Старого Кенигсберга», на этикетке которого теперь был нарисован герб новой республики с подписью «Поставщик управления делами президента Земландской республики». Соломон с кем-то чокнулся, выпил, начиналась неофициальная часть – музыканты в тельняшках выставляли звук, а с послом обнимался народный артист или, как назвал его Соломон вчера, выписывая земландский паспорт, наш великий земляк, маленький седой мужчина с неожиданно высоким голосом.