— У вас есть брат? — спросил горбун.
— Был, но пять лет назад не стало. После Чернобыля у многих кого-то не стало. Даже в Москве, хоть это очень далеко от места катастрофы.
Не знаю, какое чувство возникло у Дружинина после моих слов, а я вдруг отчётливо осознала, в каких непохожих мирах могут жить два человека. Мне пришлось вплотную соприкоснуться с Чернобыльским взрывом, а для него это очень страшная, но далёкая трагедия. Мне приходится постоянно думать об экономии, а он даже представить не может, по какой причине я не несу часы и многое другое в ремонт. У нас в Москве килограмм масла стоит треть моего месячного оклада и нужно иметь большую находчивость, чтобы так распределить мою зарплату и мамину пенсию, чтобы хватило на еду и проезд и как-нибудь выгадать деньги на театр и книгу. Его подобные заботы никогда не посещали. Конечно, и у него должны быть свои трудности, потому что уродство остаётся бедой для человека в любой, даже самой процветающей стране, однако как же отличается его горе от горя таких же людей у нас. Он лишился родителей, но оказался не в детском доме, который для ребят хуже тюрьмы, а под крылышком у дяди, позаботившимся о его воспитании и образовании. А у нас родители вынуждены отказываться от здоровых детей, потому что не могут их прокормить. Вон какой он сильный, а Ларс говорил, что его вынули из машины совершенно изувеченного. Попади он в автомобильную катастрофу у нас, особенно сейчас, он, может, был бы уже в могиле, потому что в больницах нет медикаментов. В лучшем случае, он ездил бы в инвалидной коляске, если бы сумел её купить. А в Англии его вылечили и поставили на ноги. Да, мы живём в двух разных мирах, в двух измерениях, и Дружинину никогда не понять наших российских трудностей. Я ощутила даже чувство какого-то мрачного превосходства над ним, таким благополучным и изнеженным. Попади он в жёсткие условия нашей действительности, он бы, скорее всего, не выжил, бедняга. Вероятно, такое же чувство испытывала бы какая-нибудь продрогшая на морозе сосна, наблюдая за растениями в теплице.
— Вы думаете о брате? — прервал молчание горбун.
— Я о нём никогда не забываю, — ответила я. — Но сейчас я думала о другом… Сколько раз вы к нам приезжали?
— Семь раз.
— Счастливое число. Вам у нас нравится?
Мне показалось, что ему было неприятно подчёркивание его положения гостя в нашей стране.
— Иначе бы я не приезжал, — сдержанно ответил он.
— Вы мне расскажете о своих впечатлениях?
— В другой раз, а то Ларс не может выдержать одиночества.
Горбун с отвращением взглянул на направляющегося к нам писателя.
Подойдя, датчанин спросил:
— Нашли свою собаку?
— Ищем, — ответила я.
Кто ищет, тот всегда найдёт. Есть в этом высказывании что-то роковое. Когда я раздвинула крапиву под очередным кустом, среди зелёных побегов показалось что-то очень знакомое.
— Смотрите! — воскликнула я.
Передо мной лежала мёртвая собака, та самая, которая утром проявляла такое настойчивое желание проникнуть в сад.
— Что с ней? Отчего она умерла?
Выразительные глаза горбуна расширились, но он лишь мрачно покачал головой, а датчанин побледнел, причём ничего другого я и не ожидала от слабонервного писателя.
— Может, она была стара или больна? — предположил Ларс. — Как нам теперь объясняться с её хозяйкой? Ирина! Ирина, иди сюда!
Вышедшая звать нас к столу Ира растерялась, увидев несчастное животное.
— Что нам с ней теперь делать? — спросила она. — Я ни за что не пойду к этой старой ведьме. Она решит, что я чем-то ударила её собаку или отравила.
У горбуна странно сверкнули глаза, но он сказал лишь, что готов подтвердить непричастность Иры к смерти собаки.
— Нет-нет, — качала головой моя подруга. — Закопайте её где-нибудь. Пусть эта старая песочница думает, что собака убежала или попала под машину, но не вмешивает в это дело меня. Я не хочу лишних разговоров.
— Я вывезу её на машине, — предложил горбун.
— Можно закопать где-нибудь поблизости, — возразил Ларс. — Давайте зароем её хотя бы в том углу. Там ничего не растёт.
— У меня? Ни за что! — упёрлась Ира. — Увозите её куда угодно, но меня оставьте в покое.
— Как ты не понимаешь, что кто-нибудь может увидеть, как Леонид несёт собаку! — одёрнул её Ларс. — Ничего не случится, если эта маленькая собачка будет зарыта там, где ничего, кроме живой изгороди, нет.
Ира полностью лишалась воли, едва Ларс начинал на чём-то настаивать.
— Хорошо, я согласна, но закопайте её сейчас же, чтобы забыть о ней и не вспоминать.
Горбун и Ларс обменялись неприязненными взглядами, и датчанин отправился за лопатой.
— Поскорее заканчивайте и приходите пить кофе, а то остынет, — распорядилась Ира и вернулась в дом.
— Как всё это странно, — тихо сказала я.
Дружинин резко повернулся ко мне.
— Что вам кажется странным, Жанна? — поинтересовался он.
— Она была такая весёлая утром, — объяснила я. — Подошла к вам поздороваться, выжидала, когда мы уедем… Не может быть, чтобы она была больна или очень стара. Как вы думаете, отчего она умерла?
Я уже привыкла к пристальным взглядам горбуна, но сейчас его глаза слишком долго не отрывались от моего лица.
— Может, собаку случайно ушибли или она проглотила что-нибудь несъедобное и отползла в ближайшее укромное место, чтобы умереть? — спросила я. — Или подавилась?
— Всё может быть, — проговорил Дружинин в глубоком раздумье.
— Всё равно мне это очень не нравится, — томимая неясными предчувствиями, призналась я.
— Кому же это понравится? — не возражал он.
Ларс лично выкопал яму, но перенести туда собаку предложил горбуну.
Я представила, как земля будет засыпать мягкую шерсть и открытые остекленевшие глаза собаки, и не выдержала.
— Может, её во что-нибудь завернуть?
— Сколотим гроб, поставим памятник, — подхватил Ларс, но горбун меня поддержал.
— Лучше завернуть. Принесите какую-нибудь тряпку, Жанна.
Ира без возражений нашла кусок какой-то ткани и передала мне. Горбун аккуратно завернул вытянувшееся тельце и перенёс в яму. Писатель набросал сверху землю, заровнял место и забросал сорванной поблизости крапивой.
— Похороны состоялись, — подвёл итог горбун. — Теперь что?
— Поминки, — подсказала я.
— Вы упорно искали собаку и нашли её, — заявил Ларс. — Вы как чуяли, что собака должна быть.
— Я и сейчас чую, что где-то должна быть ещё одна.
— Жанна, пойдёмте лучше выпьем кофе, — предложил горбун, увлекая меня к дому. — Вы отдохнёте, успокоитесь и забудете про собак.
— Ирина не согласится похоронить здесь ещё одну собаку, — добавил Ларс. — Да и вообще у вас, Жанна, странное чутьё на трупы.
Рука, державшая мою руку, дрогнула. Я подняла голову, чтобы взглянуть на горбуна, но он смотрел в другую сторону.
— Жанна не случайно увлекается детективами, — процедил он сквозь зубы.
— Чрезмерно увлекается, — подхватил Ларс.
Дружинин, наверное, поставил перед собой задачу не думать о неприятном, потому что повернулся ко мне с самой приветливой улыбкой.
— Чрезвычайное увлечение детективами часто влечёт за собой желание написать что-то в этом жанре. Вас посещало такое желание?
— А вас? — сейчас же спросила я.
— Был грех, — признался он.
— Выходит, детективами вы всё-таки интересуетесь, — отметила я. — И даже чрезмерно.
Горбун рассмеялся и крепче сжал мою руку.
— А вы? — спросил он.
— Я меру знаю.
— Но у вас что-нибудь написано?
— Что хорошего можно написать на работе… — я вовремя спохватилась, что даю очень невыгодное представление о своей работе и торопливо добавила, — … когда умираешь от скуки в ожидании заказчика. Ларс, вы когда-нибудь писали детективы?
Датчанин и всегда-то красотой не отличался, а тут его физиономия совсем съехала набок.
— Не напоминайте мне о грехах молодости, — попросил он. — Я серьёзный писатель.
— А я так люблю несерьёзную литературу! — вздохнула я.
— Я вам переведу какой-нибудь из его детективов, — пообещал горбун перед дверью, пропуская меня вперёд.