Второстепенные мысли не отвлекали меня от раздражения против горбуна. И зачем этот тип донимает меня моим творчеством? Каждый волен иметь своё хобби. Почему бы мне не заниматься для развлечения чем-нибудь безобидным? Вот если бы горбун для тренировки мозгов придумывал какие-нибудь конструкции, то я бы не стала его критиковать, даже если его изобретения до отвращения примитивны. Жаль только, что он не увлекается изобретательством, и я не могу проявить своё великодушие.
— Наверное, уже включили, — не отставал от меня мой мучитель.
— Если вам так хочется, я придумаю побольше подобных… как бы это выразить?.. включу в какой-нибудь рассказ и подарю вам, — предложила я.
Дружинин долго не сводил с меня пристального взгляда, а потом кивнул.
— Договорились, — сказал он и погрузился в молчание.
Я занялась игрой с Мартой, Ларс ушёл на кухню, а вернувшаяся в комнату старушка приняла участие в разговоре Петера и Ханса. Все были настолько сдержаны в своём горе, что посторонний человек мог бы не заметить, что этот дом дважды посетила смерть.
— Жанна, — позвал меня горбун.
Я подняла голову.
— Как у вас продвигается ваша повесть?
Я не теряла присутствия духа.
— Какая повесть?
— В которую я нечаянно заглянул.
— Никак не продвигается, — ответила я, вежливо улыбнувшись. — Мне она надоела с самого начала, и я бросила её.
Горбун великолепно разыграл роль человека, которому любопытны и мои увлечения и мои мысли.
— Почему? — спросил он с удивлением. — Начало очень интересное и, знаете ли, даже интригующее. Будет жаль, если вы не захотите разрабатывать сюжет дальше.
— Был бы сюжет, — возразила я.
— А его нет?
Какое горбуну дело, есть он или нет?
— Не знаю.
Дружинин сел поудобнее, чтобы лучше меня видеть.
— Может, возникли какие-нибудь трудности? — поинтересовался он. (И каким же располагающим был его голос!) — Я мог бы помочь.
— Зачем помогать в безнадёжном деле? — спросила я, невольно смягчаясь от его мнимого доброжелательства. — А как продвигается ваша работа?
К чему я завела разговор на излюбленную тему горбуна? Теперь будет трудно его прервать, а Дружинин подумает, что вновь сумел внушить мне симпатию.
— Никак не продвигается, — признался он. — Хотите, я расскажу вам сюжет моей будущей книги?
Правильнее было бы вежливо отказаться от прослушивания, но предложение было так заманчиво, что я не выдержала.
— Расскажите.
— В следующий раз, если вы не против, — сказал горбун. — Я чувствую, что скоро нас пригласят к столу, а мне бы не хотелось делиться своими планами во всеуслышание.
Мне ничего не оставалось, как согласиться.
— Так какую же актуальную литературу вы читаете? — спросил Дружинин, ободрённый моим вниманием.
— Агату Кристи, — со стойким спокойствием ответила я.
В другое время я бы подумала, что тень, мелькнувшая на лице горбуна, вызвана горем от смерти Мартина, которое усиленно заглушалось, но всколыхнулось от моего неосторожного намёка, однако сейчас я не знала, правильно ли моё предположение, и склонна была заподозрить, что душа горбуна таит в себе только чёрные страсти и помыслы.
— Вот любительница детективов! — усмехнулся Дружинин.
— А вы уже дочитали Сименона? — любезно поинтересовалась я.
— Из-за вас, милая барышня, мне пришлось перечитать десяток пьес Островского, — ответил горбун. — Откуда мне было знать, что попутно надо заглянуть и в Кристи? Счастье ещё, что вы не сможете предложить мне отгадать какую-нибудь цитату из её книг.
Я подумала, но не смогла вспомнить ни одного яркого высказывания, поэтому только заметила:
— Из её книг черпаешь слишком много практических сведений, поэтому забываешь про цитаты.
— Я заметил, что вы вообще очень практичный человек, — признался горбун. — Однако неясно, какие практические сведения вы можете извлечь из этих книг. Вы ведь не собираетесь стать преступницей?
Конечно, очень хорошо, что горбун так явно показал своё отношение к моей роли в трагических событиях, хотя, если наши догадки оправдаются, и Дружинин сам окажется убийцей, то он и не мог заподозрить меня в совершении этих преступлений.
— Если предположить, что, как всякий человек, я когда-нибудь смогу оказаться в роли жертвы, то… Что с вами?
Горбун так странно взглянул на меня, что я не удержалась от вопроса. Дружинин покачал головой и изобразил улыбку.
— "Всё рюматизм и головные боли", — пожаловался он.
Я сейчас же ухватилась за возможность немного уязвить мерзкого горбуна:
— Эти ужасные болезни вызваны тем, что вы вскопали Ире участок земли?
Дружинин укоризненно взглянул на меня.
— Кстати, откуда те слова? — неосторожно спросила я, не признав свой любимый цитатник и дав, тем самым, горбуну возможность отыграться.
— Позор! — с притворным ужасом прошептал он. — А я-то думал, что вы знаете "Горе от ума" чуть ли наизусть.
Мне вновь показалось, что он надо мной насмехается.
— Так какие же меры предосторожности надо принимать жертве, если пользоваться советами этой дамы?
Я думала, что тема исчерпана, но оказалось, что разговор ещё только начинается.
— Разные, — не слишком любезно отозвалась я.
— Жанна, мне в самом деле это интересно, — не отставал горбун. — Совершено два убийства. Если есть какой-то способ избежать опасности, не лучше ли его открыть?
Меня удивила его серьёзная реакция на мою пустую болтовню.
— Я пошутила, — сказала я. — Какие могут быть способы защититься? Только если вы точно знаете, что преступник перед вами…
Горбун слегка вздрогнул.
— … но и в этом случае предусмотреть все неожиданности нельзя. Вот если он вам подаёт тарелку с бутербродами…
— Что тогда? — глухо спросил Дружинин.
— Тогда не надо брать ближайший бутерброд, а нужно взять тот, что подальше, пренебрегая всеми правилами приличия.
— Уверен, что, когда перед вами окажется тарелка с пирожными, вы начисто позабудете про это правило, а возьмёте то, что вам больше понравится, даже если оно к вам ближе всего, — заметил горбун.
Это вновь навело меня на мысль о собаке и вероятной причине её смерти, так что я порадовалась, что кроме нас в комнате находятся ещё три взрослых человека и один ребёнок, и поэтому пока никакие неприятности мне не грозят.
— А ещё что? — спросил Дружинин.
— Нелишне будет наудачу переставить чашки на столе.
— Вряд ли это можно сделать незаметно, — усомнился горбун. — Но попробовать можно. Кстати, вот и чашки появились.
Стол был накрыт заново, Ларс принёс чашки, и Нонна разлила всем кофе, но, когда гости стали стягиваться к столу, выяснилось, что Марте нужно срочно выйти, и Петер увёл её, старушке — удалиться в комнату, куда были унесены её вещи, а Ире — переговорить с Ларсом, для чего они уединились на кухне, причём писатель бросил прощальный неуверенный взгляд на оставшихся и, в особенности, на свою жену. Мне очень не понравилось, что Нонна подчёркнуто не обратила внимания на поведение своего мужа и подруги, так подчёркнуто, что даже оставшийся в одиночестве Ханс окинул удаляющуюся парочку любопытным взглядом, а заговорившей с ним Нонне отвечал очень участливо. Я могла понять, что Ларс и Ира любят друг друга, но, даже если их любовь беспредельна, им бы следовало пожалеть Нонну.
Меня отвлёк странный взгляд горбуна, словно его что-то мучило и смущало. Что его так взволновало? Непохоже, что его гложут сомнения в добродетельности поступков Ларса и Иры. Может, у меня юбка порвана или пуговица расстегнулась? Но тогда ему лучше или вообще не смотреть на меня или, если у него больное воображение, смотреть с удовольствием.
— Что вас тревожит? — спросил горбун.
Я растерялась, потому что, во-первых, сама могла бы задать ему этот вопрос, а во-вторых, это было совершенно не его дело. Если же его совсем не волнуют поступки его знакомых и переживания Нонны, то это очень плохо о нём говорит.
— Ничего, — ответила я и подошла к столу.
Горбун последовал за мной. Я обернулась и обнаружила, что Нонна стоит ко мне вполоборота, делая вид, что слушает говорящего ей о чём-то Ханса, видного мне только со спины, а сама настороженно смотрит на дверь и прислушивается к звукам со стороны кухни.