Выбрать главу

Власий исподлобья метнул в брата тяжелый взгляд и снова коротко свистнул. В сарае раздался грохот, всё время которого Григорий не сводил с брата взгляд, и на лицо его медленно наползала улыбка. Спустя минуту в проеме двери показалась собачья морда с половиной Плёховского ботинка. Григорий расхохотался так, что по кузову пошла дрожь. Власий выругался и спрыгнул в темноту за дверью. Григорий продолжая смеяться пнул лежащего Плёхова:

- Слышишь, убогий, запчасти принесли, – Шутка ему самому понравилась, и он захохотал с удвоенной силой.

Плёхов издал короткий стон. На звук повернулся старик, на мгновение отвлекшись от трубки:

- Подох?

- Нет, – Григорий взял Плёхова за горло, – дышит, сердце бьется, теплый.

В тусклом свете салона Женька увидел, как побелевшие пальцы Григория сжимают шею пленника, как темнеет лицо этого самого пленника. Женьке вдруг показалось что про него забыли. Что он стал не видим, что он массовка. Что это всё понарошку. Что актеры хорошо играют, зараза. Только пара пустяков выдавала в происходящем действительность – его обугленный пищевод и мелкая, предсмертная дрожь на лице Плёхова, точно рябь на красной луже.

- Григорий, – опять по-родительски растянутые «о» и «и» зазвучали с водительского сидения. – Ему ещё говорить. Глотка всяко пригодится.

Здоровяк с большой неохотой разомкнул пальцы, наградил тяжелым взглядом затылок старика, перевел взгляд на Женьку, а затем в темноту проема двери. Оттуда внезапно появилась знакомая щербатая канистра. Следом в кузов ловко вскочил Власий и сильным хлопком закрыл дверь.

- Да не ломай ты двери! – Заворчал старик и машина тронулась, подвывая двигателем.

В кузове стало темно, вертеть головой Женька не решился и поэтому куда именно они ехали он не видел. Как завороженный он смотрел на покачивающиеся гигантские фигуры братьев, Григорию даже пришлось склонить по-птичьи голову, чтобы не биться о потолок. Незаметно для себя Женька провалился в сон.

VII

Долго проспать ему не дали. По ощущениям не прошло и пяти минут, как он получил грубый тычок в плечо. Они остановились у входа в подвал, больше напоминавший бомбоубежище. Старик не оборачиваясь скомандовал: "Говнюка в кабинет, щенка в цех".

Едва Григорий взял Плёхова за ворот, как старик, глядя в кузов через зеркало снова скомандовал: "Не ты". Григорий как бы случайно бросил Плёхова с такой силой, что его голова глухо ударилась об пол несколько раз. Затем вытащил безвольного Женьку и поволок как тушу в темную дверь напротив. Женьке показалось что эта ночь не кончится никогда, что время застыло во мраке и затхлости каждого из виденных им помещений. Григорий без усилий открыл массивную металлическую дверь и Женьке увидел нечто, более походившее на кошмар больного шизофренией или новую часть "Восставшего из ада". Огромное, как самолетный ангар, помещение было уставлено разными станками с шипастыми сферами, продолговатыми лезвиями и пресс-платформами. Под потолком паутиной висели цепи, соединенные шестернями и ременными передачами они образовывали замысловатую систему. Во всю длину, от входа до дальней стены тянулась конвейерная линия, так же состоящая из туго натянутых цепей и разного размера крюков. По конвейеру не спеша двигалась бурая масса, и как только Женька её увидел, сразу почувствовал невыносимый смрад. Но внимание переключилось на тех, кто здесь работал. У каждого станка, на каждом узле конвейера стояли страшно увечные люди. Без руки, без глаза, с кроваво красным рубцом вместо уха. Один безногий ползал на руках, подтягивая туловище с каждым движением – шагом назвать это было невозможно, и крутил ключом какие-то гайки под линией. На стуле сидел мужчина, у которого из всех конечностей была всего одна левая нога, ею он нажимал на педаль, опуская гигантских размеров нож, более напоминавший гильотину. На первый взгляд рабочих было не менее пятидесяти, и, быстро оглядывая одного за другим и выхватывая какие-то детали, Женьке в голову пришла простая и страшная мысль - это жители. За всё время, что он провел в деревне, ему никто не встретился из простых жителей. Никто не вешал белье, не кормил животных, да тут и животных-то не было кроме жутких собак. Самым ужасающим во всей картине было то, как буднично каждый из этих людей справлялся со своими обязанностями - ловкие движения оставшимися руками и ногами, абсолютно непроницаемые лица. Никто даже не взглянул на вошедших, только немного расступились, создавая проход. Григорий вдруг выпустил Женькин ворот и дал звонкую затрещину худощавому долговязому мужчине. Тот рухнул на пол, но тут же встал и, не поднимая глаз на Григория, потёр единственной рукой место удара.