- Плёшка, он поначалу просто закапывал, могилки делал, а как сам к Григорию попал, так решил мяса не брать. Это я ему состав сделала, мучился очень. Невзлюбил его потом Григорий, обижать стал. А как водителя того приезжего замучили, решил он бежать и Пятакова с собой, - Она навела контур на плече и принялась за кисть. - Он его выкрал, в могиле прятал от Власия со сворой. Потом тебя встретили. Мне Плёшка успел рассказать. Они думают, что ты его друг, ну, того водителя. Они видели, как тот украдкой писал, да не нашли при нем ничего, вот и боялись, что он как-то передать смог, ну, письмо, или что там. Граф тогда и осерчал, вне себя был. Корыто опрокинул. А потом ты приехал.
- Какой граф? - без интереса переспросил Женька, завороженно смотревший как его кожа покрывается причудливым пунктирным рисунком, на манер туземной татуировки. Внезапно он понял, что это линии отреза, как на пачке печенья. - Что вы делаете?! Перестаньте!
Он оттолкнул её руки и попытался встать, но женщина с силой гидравлического пресса усадила его обратно, и прижав палец к губам выразительно кивнула на дверь. Для своей комплекции она оказалась невероятно сильной, как штангист. Плечо под её ладонью онемело и Женька осторожно высвободился.
- Тебя нужно подготовить. Отсюда тебя поведут в мастерские, это в другом здании, вот там по дороге и сбежишь. Найдешь за старой зверятней пробоину в стене, её никак не залатают, пролезешь и к путям, а там на поезд. Но ты должен выглядеть готовым.
- К чему?
- К срезам, - Женщина недоуменно уставилась на него. - Я же сказала, Григорий — мясник.
- Что? - у Женьки перехватило дыхание. - Нет, я не пойду, позвоните в милиц…
- Послушай, - женщина грубо прервала его и в её голосе зазвучал металл, - у нас мало времени. Сейчас придёт кто-то из подсобных и поведет тебя в мастерские. По дороге ты сбежишь, пролезешь за стену и запрыгнешь на поезд. А когда приедешь, то расскажешь всем обо всём, что ты услышал и увидел. И о Пятаковых, и о братьях, и о графе. - Она ненадолго замолчала, собираясь с мыслями. - Если мы задержимся, то Григорий сам придет, будет выяснять почему долго возимся и сам поведет тебя в мастерские. Вот тогда ты никуда не денешься.
Какое-то время Женька молчал, не сводя взгляд с её тонких бледных губ. Он просто не мог поверить во всё услышанное, повторяя про себя отдельные ее реплики, как сломанный механизм репродуктора. Потом он посмотрел на свои руки, изрисованные аккуратным тонким черным пунктиром. Не смотря на спешку и волнение, дело своё она знала. И вдруг понял, что это и в самом деле единственный способ выбраться. Даже без историй про пожирание горбунов, его могут просто замучить где-то в подвале и избавиться от тела, тут же, на территории.
- А что это за граф? - Женька и сам не понял, поверил ли он или решил подыграть.
- Баклаковский.
- Кто? Это тот, о котором ваш однорукий рассказывал? Тот что обезьян ел? Это же когда было?! Если это правда, то он давно в земле лежит!
- Он лежит на втором этаже.
- Что?
- Он лежит на втором этаже, я два раза в день ставлю ему капельницы.
- Это шутка такая? Ему же должно быть лет двести, столько не живут.
- Ему двести восемьдесят три и это не жизнь.
Женька внимательно вглядывался в лицо женщины, выжидая смех или легкую улыбку. Что угодно, что выдаст шутку, несерьезность, но нет, её лицо было так же серьезно и строго.
Раздался стук в дверь. Она спешно довела пунктир в районе плеча, бегло оценила результат своей работы и пошла к двери. Женька смотрел ей вслед понимая, что это пришли за ним, как она и говорила. Один из тех увечных работяг. От мучительной гибели к спасительному побегу теперь его отделяли несколько быстрых шагов в нужном месте, в нужное время. В каком именно месте? Куда его поведут?
Женщина открыла дверь и тут же встала у стены, вытянувшись в струну. В комнату вошел Григорий и Женька невольно вскрикнул. Здоровяк расплылся в улыбке, довольный произведенным эффектом. Он смерил женщину долгим взглядом и с укором произнес:
- Лариса, ты не спешишь открывать на стук. Я стал тебе неприятен?
- Я думала это подсобный. С каких пор ты стучишь?
- И правда, - здоровяк мрачно оскалился. - Хотел доброе сделать, но тебе, вижу, не по душе.
Григорий подошел к кушетке и осмотрел Женькины руки.