- А они со станции поехали куда? – последнее слово старичок растянул, не сводя пристальный взгляд с Женьки.
- Они никуда и не поехали, проводили меня к деревне и пошли себе.
- Куда пошли? - неожиданно раздался низкий раскатистый голос у самого уха, обдавая запахом чего-то скисшего и алкогольного.
Женька не знал чего и вообще был, можно сказать, практически не пьющий. Точнее пил он по женскому типу – от крепкого и невкусного воротил нос, а вот сладкое шампанское и коктейли хоть и любил, но в компаниях пить стеснялся.
- Да не знаю, куда-то к прожектору вашему, над стеной.
Ему показалось, что он произнес какое-то кодовое слово или команду, которую ждали хорошо надрессированные и глубоко внедренные в людей собаки. Потому что Григорий тотчас бросился к выходу, сметая по пути лавки и переворачивая столы, не слишком церемонясь, он едва не снес дверь с петель и скрылся в проеме. Вслед за Григорием, как вагон на очень длинной сцепке, ринулся старичок. Довольно проворно для своих лет, подумал удивлённый Женька, провожая взглядом исчезнувшую за дверью фигуру.
Вернувшись к чаю, он заметил, что на столе поверх пожелтевшей кружевной салфетки появилось блюдце с потрескавшимся печеньем. Астася возвращала на место столы и лавки, причитая что-то под нос. Чай странным образом стал вкуснее со второй половины стакана, как обычно и бывает с чаем, а Женька всё думал и складывал одно к одному. Что как-то здесь многовато странностей или почти-странностей, которые при желании можно взять да и исследовать, раскрыть, раскопать. Но всё только намеками, только ускользает из рук. Деревенская жизнь при огромном агрохозяйстве. Есть ли в ней что-то странное? Кроме названия.
- А ты тут что ищешь-то? – пробулькала Астася, сдвигая чуть отодвинутый старичком стол. – Вот ты газету потоптал, – она с досадой немного карикатурно всплеснула руками и принялась вызволять из-под лавки оброненную старичком газету.
- В Горбунах? Горбунов ищу, – нехотя отвлекаясь от собственных мыслей ответил Женька и понял, что вопрос требует осмысления. Что конкретно он ищет? Может лучше спросить, с чем он готов вернуться к своим? Два брата гиганта с одной шевелюрой на двоих разве не тянут на небольшую статью? Ну да, разузнать подробнее, может зарисовать для убедительности, было бы шикарно фото сделать, но все эти экспозиции, диафрагмы и выдержки никак не давались для усвоения. Это конечно не зона, аномально облегчающая астму или типа того, но уже что-то.
- Да у нас из горбых только Пятаков и остался, – Астася размашисто бросила газету на щербатый пластиковый поднос, и, с её приземлением, до Женьки дошло сказанное.
- Кто остался?
- Пятаков. Горбый, сбежал что.
- Куда сбежал? – Женка задавал вопросы скорее по инерции, как бы подавая сигналы, что он тоже участвует в диалоге.
- Так ото и ищут! – Астася махнула рукой на дверь и сдавленно засмеялась. – Пойдем, кровать покажу.
Предложение было настолько неожиданным что Женка подумал, что ослышался.
- К..кровать? Какую кровать?
- Старый сказал, ты ость, – она расплылась в улыбке, беззастенчиво обнажая редкие зубы и принялась загибать пальцы. – Над накмить, напайть и пать лоить. Вот.
Короткая нравоучительная тирада, от спешки и волнения полная проглоченных букв и целых слогов, совсем скомкалась к концу, так что Женьке пришлось потратить пару секунд на расшифровку – «накормить, напоить и спать положить».
- Тебя наверху или внизу? – Астася двинулась к двери на кухню.
- Мне все равно, главное, чтобы вам неудобств не создавать.
- Ой, неудобств, – повторила она с игривостью, на которую была едва способна, и по-свойски толкнула Женьку в грудь. – Каких неудобств? Нет. Я тебя наверху положу, а то внизу воняет, - и тут же расхохоталась, видимо посчитав это каламбуром.
Всё ещё сотрясаемая хохотом она вскинула руку, указывая на небольшую деревянную лестницу у стены. Поднимаясь, Женька силился вспомнить, был ли снаружи виден второй этаж, но Астася зашлась новым приступом смеха и он рефлекторно обернулся: упираясь руками в откос двери, она согнулась почти пополам, хохот её стал перемежаться кашлем и хрипами. Интуитивно понимая, что нужно что-то предпринять, не очень представляя, что именно, Женька робко двинулся к ней, но Астася тут же замахала руками, как бы говоря: “иди, иди, сама разберусь”. Причин спорить он не придумал и продолжил неуверенно подниматься наверх. Лестница скрипела и покачивалась, при каждом шаге норовя уйти из-под ног. Оказавшись наверху он почувствовал себя фигурой, вписанной в треугольник – слева низкий скос потолка с грязным квадратным плафоном на нём, справа – стена и старый полосатый матрас, и он на полу на четвереньках посередине. На другой стене небольшое оконце, не различимое с первого взгляда потому, что грубо заделано картонкой в цвет стен. Вид убранства вызвал в Женьке смутное беспокойство, которое, вопреки логике, разжигало в нем интерес и некий азарт. За этим местом стоит какая-то история. И если он здесь, значит она хочет быть рассказанной.