Раздавая пирог своим клиентам, Эмили все время поглядывала на дверь. Она ждала, что Джош вот-вот войдет в вагон. У него уже вошло в обычай приходить к этому времени и дожидаться, пока она закончит свою работу. К тому времени как пассажиры вышли из-за столов, а паровоз уже дал свой прощальный гудок, она начала волноваться. Когда же вся работа была закончена и можно было уходить домой, а Джоша все не было, беспокойство это достигло всех мыслимых пределов.
Неужели после всего, что было, он передумал и уехал из города, даже не сказав ей прощального слова? Если это действительно так, вряд ли он вернется назад. Эта мысль заставила ее глаза наполниться слезами, а в горле запершило.
«Сейчас же прекрати распускать нюни!» — строго приказала себе девушка.
Если Маккензи уехал не попрощавшись, то это и к лучшему. Лучше сейчас понять, что он за человек, а не тогда, когда будет поздно. Она не хотела повторить судьбу своей матери.
Эмили вышла на улицу и направилась к его гостинице. Ее обуревали противоречивые чувства. Может быть, он просто заснул? Нельзя корить его за это, ведь и сама она еле держится на ногах, проведя весь день на солнце и свежем воздухе. Она сейчас поднимется по лестнице, постучит в дверь и разбудит его. Какое право она имеет сердиться на него, если не знает, что случилось и почему он задержался.
Эмили никогда раньше не приходилось одной навещать постороннего мужчину. Какой был бы скандал, если бы это случилось дома, в Нью-Йорке! Однако вопреки ее ожиданиям никто даже не взглянул на нее, когда она вошла в вестибюль гостиницы. Портье, не моргнув глазом, назвал ей номер комнаты Джоша, и через несколько секунд она оказалась перед его дверью.
Тут Эмили остановилась. Сегодня днем она сказала Джошу «да». Она хотела сказать, что проведет ночь в его объятиях. Его комната будет тем местом, где все произойдет, если только этому суждено произойти. И всю свою жизнь Эмили будет себя корить, если так и не узнает, на что это похоже.
Не решаясь подумать, что же может быть дальше, она подняла руку и толкнула дверь.
Та неожиданно легко подалась: Джош рывком распахнул ее изнутри. Эмили задохнулась, увидев его — бледного, с ввалившимися щеками, с дико горящими глазами.
— Джош, что случилось?! — воскликнула она встревоженно.
Вместо ответа он грубо схватил ее за плечи и втолкнул в комнату.
Глава 14
Джош не мог поверить, что Эмили действительно оказалась у него на пороге. Но потом, сообразив, понял, что в этом нет ничего удивительного. Почему бы и нет? Ведь она не подозревает, что он разгадал ее игру.
Эмили, запнувшись на пороге, влетела в комнату и упала на Джоша. Его руки удержали ее от падения, и он крепко схватил ее за плечи, как тисками сжав пальцы. Запах лаванды проник ему в ноздри, и его тело немедленно и привычно откликнулось. Стиснув зубы, детектив резко выдохнул, раздраженно отбрасывая наваждение, и поставил Эмили на ноги. Повернулся, чтобы закрыть дверь.
— Джош, что слу…
Он дернул ее руки и быстро перевязал запястья обрывком веревки. Маккензи так и не мог заставить себя надеть на нее наручники, которые он обычно употреблял при поимке преступников. Грубые железные наручники на ее маленьких, нежных ручках! Эмили в замешательстве уставилась на веревку. Постепенно до нее начинал доходить смысл происходящего. Медленно она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
Джош показывал Эмили ее фотографию, держа ее в вытянутой руке.
— Мисс Лоуренс, доказательства не требуются!
Подавшись вперед, он рывком сорвал с нее очки — с глаз Эмили Лоуренс.
— Может быть, так вам будет легче узнать себя?
У него засосало под ложечкой, когда он смог наконец наяву посмотреть в эти зеленые глаза, которые преследовали его в видениях в течение многих месяцев. Глаза, которые он мог видеть только на фотографии. В них было именно то, что он ожидал увидеть, — опустошенность и крушение всего. Джош скрестил руки на груди. «Черт тебя побери, Эми! Проклятие!» — твердил он про себя.
— Я могу объяснить…
— Ни слова больше. Вы лгунья, как видно по этому портрету, — он указал на фотографию, — и воровка, как утверждает ваш отец.
Эмили топнула ногой.
— Я не лгунья! Это мой отец лжет! Я ничего у него не брала. Я уже совершеннолетняя и могу сама распоряжаться своими деньгами. Вы не можете силой вернуть меня домой!
— У меня другое мнение на этот счет.
Отчаяние отразилось на ее лице. Было видно, что она чувствует себя загнанной в угол.
— Но… но… а как же то, что было между нами, Джош?
— Да, что нам с этим делать? И насколько далеко собирались вы зайти в своих стараниях обмануть меня? Я был полным дураком, что не отбросил джентльменские условности и не взял того, что хотел.
— Вы ничего не смогли бы взять, если бы я сама не захотела вам дать этого, — тихо произнесла девушка.
Искренность, звучавшая в ее голосе, заставила пробудиться его совесть. Теперь они поменялись ролями: он уже не был перед ней так же честен, как она перед ним. Внезапно Маккензи разразился бранью, пытаясь заглушить голос совести:
— Хватит паясничать, мисс Лоуренс! И вы, и я знаем причины, почему мы играли в эту игру: я вас подозревал, а вы пытались сбить меня со следа.
— Мне казалось, что вы не слишком меня подозревали. Особенно когда целовали меня.
— Все это было продиктовано служебной необходимостью, мэм, — произнес он насмешливо.
Ее зеленые глаза тут же вспыхнули от боли, затем она сказала презрительно:
— Да, служба и честь прежде всего, детектив Маккензи.
— Вы правильно все поняли, леди.
«Тебе следовало бы гордиться собой, Маккензи», — подумал он с горечью.
Эмили попала не в бровь, а в глаз — особенно когда говорила о любви. Один раз позволив себе поверить в ее ложь, он оставил всю свою подозрительность. Ведь в глубине души он так сильно хотел, чтобы она была настоящей Эмили Лэйн.
Его охватила досада. Он бросил ее очки на пол и в бешенстве растоптал ногой в тяжелом ботинке. Хруст стекла на мгновение нарушил напряженную тишину, стоящую в комнате. Чуть позже Эмили заговорила:
— Благодарю вас.
Маккензи непонимающе нахмурился, а она горько усмехнулась.
— Я их ненавидела.
Итак, это действительно была маскировка. Он подозревал это с самого начала, но потом поверил, что она не может без них обходиться. Очки заставляли ее изощряться в актерской игре — придумывать все эти спотыкания о предметы, ощупывания и прочие затруднительные положения, в которые она попадала. Все это заставляло окружающих считать, что Эмили не может без них обходиться ни минуты. Джош тряхнул головой, отгоняя воспоминания.
— Что еще было ложью, леди? Раскройте все свои ухищрения бедному, тупому Маккензи. — Он распрямил плечи. — Первое, что мы сделаем, как только наступит утро, это соберем ваши вещи, а потом я отконвоирую вас на железнодорожную станцию. Там мы сядем на первый же поезд, который следует на восток. А эту ночь вы можете провести, вспоминая все свои грехи.
— Вы хотите сказать, что я проведу всю ночь с вами, в этой комнате? — спросила Эмили в замешательстве.
— А разве не этого вы так желали, когда крались сюда на цыпочках, подбираясь к моей двери, мисс Лоуренс?
Ее глаза гневно вспыхнули.
— И вы намереваетесь завтра вести меня через весь город со связанными руками, как рождественскую индюшку?
— Кто может этому помешать?
— Я. И, я думаю, мистер Гарви тоже. Вас не ждет ничего хорошего. Мистеру Гарви не понравится, что одну из его официанток поведут по городу, как рабыню.
— Я работаю не на мистера Гарви, а с этого момента и вы тоже больше не его работница.
Ее глаза сузились в щелочки.
— Вы настоящий подонок, Маккензи. Вы даже не представляете, какие обстоятельства вынудили меня сбежать от отца! А теперь вы тащите меня назад, чтобы получить за эту подлую работу несколько грязных монет. А что, если мой отец бил меня? Такая возможность не приходила вам на ум?