— Именно, хотя, несомненно, настоятель не может похвастаться тем, что ступает по коврам, — отозвался ее похититель. — В настоящее время эта комната служит покоями Каррика, то есть очень скоро она будет принадлежать его величеству королю Шотландии.
Затем, тоном достаточно резким, чтобы волосы у нее на затылке зашевелились, добавил:
— А теперь, леди Амалия, будьте любезны, скажите: какого дьявола вы стояли возле той двери и подслушивали?
Оторвав наконец взгляд от зачаровавшей ее обстановки, она повернулась к нему и ахнула.
Сэр Гарт Нейпир, новоиспеченный барон, именованный официальным титулом лорда Уэструдера, увидел, как ее губы удивленно приоткрылись, но заговорила она не сразу.
Она была потрясена, увидев его, что было заметно по выражению лица и потому, как часто вздымалась и опадала ее пышная грудь.
— Кто вы? — потребовала она ответа. — И откуда знаете мое имя?
— Поскольку вы назвали мне имя своего брата, ваше узнать было нетрудно.
Она смотрела мимо него — без сомнения, на дверь.
— Мы здесь находиться не должны.
— Никто сюда не войдет по крайней мере с час, — заверил он ее, — но кто-нибудь обязательно хватится вас в церкви. Вам ведь следует быть с принцессой Изабеллой, не так ли?
Она кивнула, сказав серьезно:
— Я должна идти к ней немедленно.
— Не раньше, чем расскажете мне, зачем подслушивали возле той двери.
Она устремила на него изучающий взгляд, словно оценивала силу его решимости. Очевидно, девушка увидела, что он твердо намерен получить ответ, потому что испустила тихий вздох смирения. Грудь ее была крайне соблазнительной.
— Я не хотела подслушивать, — сказала она.
— Не лгите мне, — предупредил он, с усилием переводя взгляд на ее лицо и пригвождая суровым взглядом. — Вы прижимались ухом прямо к двери.
— Да, но я пришла только для того, чтобы найти окно, из которого видны ступени церкви.
Почувствовав отвлекающий маневр, он сказал:
— Девушка, терпение не входит в число моих добродетелей.
— Мужчины все нетерпеливы, — колко возразила она, — но я даже не знаю вас, потому что в прошлый раз вы не назвали своего имени. Просто ушли.
Остатки его терпения испарились, и ему захотелось встряхнуть ее.
— Мое имя ничего вам не скажет. Что вы слышали?
Она насупилась, как рассерженный ребенок. Он мог бы поспорить на свое недавно полученное наследство, что девушка собирается опять солгать.
— Вам лучше сказать мне правду, — предостерег он.
Она пожала плечами:
— Я не разобрала слов. Они говорили слишком тихо.
— Они?
— Я услышала за дверью два голоса, прежде чем вы меня уволокли. Но о чем они говорили, не расслышала. И вообще не понимаю, с какой стати я должна вам рассказывать, даже если бы слышала каждое слово.
— Думаю, вы и слышали каждое слово. Что, по-вашему, произошло бы, открой я дверь и втолкни вас туда?
Она закусила губу, но быстро овладела собой.
— И почему же вы этого не сделали?
Он не горел желанием объяснять свои поступки, так же как и она — свои. И не собирался доставить ей удовольствие признанием, что последовал за ней в дом настоятеля из того же любопытства, которое она пробудила в нем, когда он впервые увидел ее в Данфермлине. Ни один разумный мужчина сознательно не вручит женщине оружие такой важности.
Заметив, что она ускользнула от принцессы и смело вошла в дом настоятеля, он почувствовал в себе инстинкт защитника, зародившийся при виде того, как Саймон Мюррей оскорбительно тычет ей в грудь пальцем.
Правда состояла в том, что Гарт пошел за ней следом, не задумываясь о последствиях. Переступив порог, он увидел, как ее юбки промелькнули и исчезли за поворотом лестницы. Голоса откуда-то из глубин дома свидетельствовали, что в нем кто-то есть — вероятно, слуги Каррика или настоятеля. Учитывая все это, он не колеблясь устремился за ней.
Он постарался не афишировать своего присутствия, тяжело ступая, но и не предпринимал особых усилий, чтобы двигаться бесшумно. На ее месте он бы, несомненно, услышал свои шаги.
Но она была настолько поглощена голосами из-за двери, которые якобы были слишком тихими и неразборчивыми, что не заметила его, пока он ее не схватил. Но и тогда у нее достало здравого смысла не привлечь внимание мужчин в той комнате.
Видела ли она, как они вошли в дом? Последовала ли за ними, намереваясь услышать то, что они скажут друг другу? От этой мысли его мороз продрал по коже.
Он говорил себе, что, вероятнее всего, люди, разговаривающие в той комнате, — по-видимому, приемном покое настоятеля, — слуги. Только кто-то равный по чину хозяину дома мог бы осмелиться вторгнуться в его личные покои.
Но теперешний обитатель этого дома не настоятель Сконского аббатства.
Более того, все видели, что Каррик и его свита медленно прошествовали в сторону кирки аббатства. И большинство могло заключить, что личные покои в доме аббата будут пусты в течение часа или двух, пока гофмейстер нового монарха не вернется, дабы удостовериться, что все по-прежнему в порядке в покоях его величества.
В сущности, только один человек мог счесть себя равным королю и вторгнуться в покои его величества, чтобы использовать их в своих целях. И если девчонка намеренно подслушивала графа Файфа, разговаривающего с кем-то из своих приспешников или, хуже того, с другим вельможей, ее надо как следует отшлепать за подобную глупость.
При мысли о последствиях для нее, поймай ее Файф на месте преступления, дрожь ледяного страха прокатилась по нему. Но вместо того чтобы остудить, она распалила его раздражение.
Он сурово проговорил:
— Известно ли вам, какое вас ждет наказание, если я расскажу о том, что вы тут делали? Даже если люди в той комнате были слугами настоятеля, и то хорошего мало…
— Это были не слуги, — сказала она.
Затем, очевидно, осознав, что молчание было бы благоразумнее, зажала рот рукой в перчатке.
— Откуда вы это знаете? — потребовал он ответа, стиснув кулаки, чтобы удержаться и не встряхнуть ее.
— Я… я не знаю, — пробормотала она. — Они разговаривали не как слуги.
— Значит, вы должны были слышать слова, иначе не были бы уверены. Если это были не слуги, вам лучше молиться, чтобы они никогда не узнали, что вы были за той дверью. Рассудите, кто еще мог войти в комнату, предназначенную для человека, который очень скоро станет королем Шотландии?.. Лично мне приходит на ум только одна персона.
Румянец у нее на щеках побледнел так быстро, что он испугался, как бы она не лишилась чувств. И снова он удержал себя, на этот раз чтобы не предложить ей руку для поддержки.
Тот же самый инстинкт, что хорошо служил ему в битвах и на ристалище, предупредил больше не дотрагиваться до нее — пока. Происходило ли это из чувства самосохранения или из подозрения, что ее упрямство лишь возрастет, если она заметит его участие, он не знал. Но когда этот инстинкт шевельнулся, он его послушался.
— Я допускаю, что вы не узнали их голоса, — сказал он. — Но вы все-таки слышали их разговор. Если вы благоразумны, то расскажете мне о чем. — Добавив в голос стали, он присовокупил: — Ради вашей же безопасности. Если они узнают, что вы были там…
— Как они узнают?
— Любой мог видеть, как вы вошли. Я же увидел. И все равно она колебалась.
У него зачесались руки вытряхнуть из нее правду, когда в тишине он услышал отдаленный глухой стук.
Гарт вскинул руку, предупреждая, чтобы она молчала.
— Что?
— Ш-ш.
Он тихо подошел к двери и приложил к ней ухо. Через секунду выпрямился и сказал:
— Двое мужчин спускаются вниз.
— Тут есть окна, выходящие на передний двор. Мы можем посмотреть, кто они.
— Не глупите! — резко бросил он. — Мы и так слишком сильно рисковали уже тем, что пришли сюда. Чем скорее мы уйдем, тем спокойнее мне будет.
— Трус! Если бы вы действительно хотели знать, то пошли бы и посмотрели.
Прищурившись, он сказал:
— Если бы вы знали, что для вас благо, то держали бы такие мнения при себе. Я склонен рассказать вашему брату Саймону, что нашел вас здесь, подслушивающую под дверью.