– Да, – задумчиво протянул Филип. Он вздрогнул, на лице мелькнула гримаса страдания. Жена подскочила к нему:
– Тебе нездоровится? Подожди. Дай поправлю подушку. Вот так. Теперь лучше?
– Тебе бы в больнице сиделкой работать.
– Меньше всего хотела бы ухаживать за другими людьми. Только за тобой.
Это были простые, безыскусные слова, но под ними таилась глубокая бездна невысказанного чувства.
Зазвонил телефон. Мэри подошла к нему, сняла трубку.
– Это Мики, – пояснила она Филипу. – Да… Мы уже слышали. Отец звонил… Хм, разумеется… Филип говорит, что, если юристы найдут доказательства убедительными, все будет хорошо. В самом деле, Мики, не понимаю, чем ты так огорчен… Не считаю себя идиоткой… Мики, я действительно не думаю, что ты… Алло! Алло! – Мэри нахмурилась и опустила трубку. – Он не захотел разговаривать. В самом деле, Филип, я не понимаю Мики.
– Чем именно он тебя огорчил?
– Хм, он будто взбесился. Назвал меня идиоткой, сказал, что я не задумываюсь о последствиях. К черту! Так и сказал. Но почему? Не понимаю.
– Испугался, наверное, а? – в раздумье произнес Филип.
– Но почему?
– Хм, знаешь, он прав. Последствия неизбежны.
Мэри окончательно растерялась:
– Думаешь, снова всколыхнется интерес к этому делу? Конечно, я рада, что имя Джако больше не замарано, но тошно делается, когда народ языки распускает.
– Не в том дело, что соседи скажут. Есть вещи и поважнее. Полиция заинтересуется, вот!
– Полиция? – всполошилась Мэри. – Им-то что за дело?
– Моя дорогая девочка, подумай, – сказал Филип.
Мэри медленно подошла к нему, присела рядом.
– Понимаешь, преступление оказывается нераскрытым, – подсказал ей Филип.
– Станут ли они из-за этого беспокоиться? Столько времени прошло!
– Приятно лелеять иллюзии, – иронически заметил Филип, – но боюсь, дело дрянь.
– Ведь они сами напутали… возвели на Джако напраслину… захотят ли начать все снова?
– Они-то, может, и не захотят – но будут обязаны! Закон есть закон.
– О, Филип, уверена, ты ошибаешься. Поговорят немного, на этом все и закончится.
– А жизнь наша будет счастливой и безмятежной, – поддразнил ее Филип.
– Почему бы и нет?
– Не так все просто. – Он покачал головой. – Твой отец прав. Нужно всем собраться и посоветоваться. И пригласить Маршалла.
– Считаешь, что надо поехать в «Солнечное гнездышко»?
– Да.
– Но мы не можем.
– Почему?
– Это неосуществимо. Ты болен и…
– Я не болен, – раздраженно произнес Филип. – Я достаточно здоров и крепок. Ноги вот только отказали. А дай мне подходящий транспорт, я и до Тимбукту доберусь.
– И спорить не хочу, проку нет тащиться в «Солнечное гнездышко». Начнут перетряхивать старое…
– Меня это не тревожит.
– …И дом не на кого оставить. А кругом полно грабителей.
– Попросим кого-нибудь переночевать.
– Легко говорить… будто это так просто.
– Старая миссис Уотсхернейм может приходить ежедневно. Да перестань все валить на хозяйство, Полли. Видно, ты не хочешь ехать.
– Да, не хочу.
– Мы там долго не задержимся, – убеждал ее Филип. – Но думаю, ехать надо. Это тот случай, когда вся семья должна объединиться. Покажем людям, чего мы стоим.
В Драймуте Калгари рано поужинал в отеле и поднялся в свой номер. Посещение «Солнечного гнездышка» глубоко потрясло его. Он исполнил свою тягостную обязанность, хотя потребовалось немало душевных сил, чтобы на это отважиться. К тому же пришлось столкнуться с такими проблемами, каких он не мог и предвидеть. Калгари вытянулся на кровати, закурил и попытался припомнить, как все было.
Перед ним, словно живое, возникло лицо Хестер в минуту прощания. С каким презрением отвергла она его упоминания о справедливости! Что она сказала? «Речь не о преступнике, речь идет о невинных». И еще: «Неужели вы не понимаете, что натворили?» Но что же он натворил? Непонятно.
А другие? Женщина, которую они называли Кирсти… Кстати, почему Кирсти? Имя шотландское, но она явно не из Шотландии, а скорее из Дании или из Норвегии. Почему же эта женщина разговаривала с ним так сурово, так пренебрежительно?
И Лео Эрджайл тоже произвел странное впечатление… какой-то растерянный, подозрительный. Даже не сказал: «Слава богу, мой сын невиновен!» – что было бы вполне естественно в его положении!
А эта женщина, секретарь Лео, очень добрая, хотела ему помочь. Но и она вела себя необычно. Калгари вспомнил, как она опустилась на колени у кресла Эрджайла и, видимо, столь эмоциональным образом выразила ему свое сочувствие. Почему она сочувствовала ему? Потому что его сын не оказался убийцей? Безусловно, она для него более чем секретарь, особенно если учесть, что проработала с ним уже много лет… Что все это означает? Почему они…
Зазвонил телефон, и Калгари поднял трубку.
– Доктор Калгари? Вас спрашивают.
– Меня? – Он удивился. Ведь, кажется, никто не знает, что он проводит ночь в Драймуте. – Кто же это?
– Мистер Эрджайл, – последовал ответ портье после непродолжительной паузы.
– О! Попросите его… – произнес Артур Калгари и запнулся. Он едва не сказал: «Подождать в вестибюле, я сейчас спущусь», но вовремя спохватился. Если Лео Эрджайл счел необходимым отправиться в Драймут и сумел разузнать, где он остановился, вряд ли будет удобно разговаривать с ним при посторонних.
– Попросите его подняться ко мне, хорошо?
Встав с кровати, на которой он так удобно устроился, Калгари начал расхаживать по комнате. Вскоре в дверь постучали, он подошел и открыл ее.
– Проходите, мистер Эрджайл, я…
Удивление помешало ему договорить. Перед ним стоял не Лео Эрджайл, а какой-то взволнованный молодой человек, чье красивое смуглое лицо выражало досаду, горечь и злость.
– Не ждали меня? – осведомился незнакомец. – Ожидали… папашу? Я Майкл Эрджайл.
– Входите.
Калгари закрыл дверь за своим посетителем.
– Как вы узнали, что я здесь? – спросил он, протягивая гостю портсигар.
– Плевое дело! – Майкл взял сигарету, издав какой-то неприятный смешок. – Начал обзванивать гостиницы в надежде, что вы здесь заночевали. Попал со второй попытки.
– Зачем я вам понадобился?
– Хотел поглядеть, что вы за парень, – неторопливо ответил Майкл. Он окинул Калгари оценивающим взглядом, приметил чуть сутулые плечи, седеющие волосы, худое, нервное лицо. – Значит, вы один из тех парней, что ходили с Хайесом Бентли на полюс. На крепыша не похожи.
– Внешность бывает обманчивой, – пояснил Калгари с едва заметной улыбкой. – Я достаточно крепок. Тут требуется не одна лишь сила мышц. Нужны и другие качества: выносливость, терпение, технические знания.
– Сколько вам, сорок пять?
– Тридцать восемь.
– Выглядите старше.
– Да… да, наверное. – Поведение этого великовозрастного наглеца вызывало щемящее чувство досады, и огорченный Калгари резко спросил: – Так что же вам надо?
– Дело естественное, не так ли? – Парень нахмурился. – Вот узнал про ваши новости. О моем дорогом братце.
Калгари промолчал.
– Только поздновато они подоспели, а? – продолжал Майкл Эрджайл.
– Да, – негромко ответил Калгари. – Слишком поздно.
– Стоило ли шум поднимать? И что это вы там про контузию рассказывали?
Калгари бесстрастным тоном вновь изложил свою историю. Странное чувство он испытывал, грубость и невоспитанность парня задели его до глубины души. Но как бы то ни было, перед ним сидел человек, небезучастный к судьбе собственного брата.
– У Джако появилось алиби, вот в чем суть, так ведь? А правильно ли вы запомнили время?
– Уверен, что правильно, – твердо произнес Калгари.
– Могли и ошибиться. Ученые известны своей рассеянностью, вечно путают время и место.
Калгари удивленно пожал плечами:
– Свое представление о рассеянном профессоре вы почерпнули из книг – надевает разные носки, не знает, какой сегодня день и что с ним произошло. Дорогой мой, работа технических специалистов требует особой точности: точные количественные показатели, точное время, точные расчеты. Уверяю вас, ошибка исключена. Я забрал вашего брата около семи часов вечера и через тридцать пять минут высадил в Драймуте.