Кто-то сзади хлопнул в ладоши, и сразу весь класс загремел аплодисментами.
— Подождите! — поднял руку Костя. — Это не всё. Каждый кружок или звено будет заниматься своим делом. Но мы не будем сидеть в кабинетах и классах. Если ты пионер, так ты должен плавать лучше всех, бегать быстрее всех, не хныкать, если надо пройти пять — десять километров, и не дрожать, если попал под дождь… Словом…
— «Не бояться ни жары и ни холода»! — подсказал Толя Крутилин.
— Правильно! И мы будем предпринимать походы и экспедиции. Не в поезде, на пароходе или в машинах — пешком! Побываем на заводе, в порту, сделаем поход в заповедник целинной степи, по берегу моря, и там дело будет для всех — и мичуринцев, и биологов, и фотографов, и радистов…
— Ура! — закричал кто-то из ребят.
— Погодите, рано кричать «ура». А ходить-то вы умеете?
— Как это? Что мы, безногие?
— Ноги есть, а ходить не умеете. Смотришь, идут пионеры: тоска берет! Плетется по тротуару табунок — не в ногу, вихляются из стороны в сторону, барабанщик лупит без всякого смысла, а в горн тутукают все по очереди… Разве так посреди улицы пройдешь? Засмеют. А должны завидовать! Поэтому — никаких тротуаров! Ходить посреди улицы настоящим строем. Горнист один и сигналит только когда нужно. А барабанщик должен научиться барабанить так, чтобы вся улица начинала идти в ногу, когда он бьет в барабан. И уж если пойдем в поход — никаких нянек! Все нести на себе, никаких поваров и обслуживающего персонала — все делать самим! Ну, согласны? Не струсите, не захнычете?..
— Мировой парень, а? — восхищался Витька, когда они с Лешкой шли домой. — Я обязательно в звено военморов. Ходить буду всюду, а главное — в морское…
Кира решила изучать станки. Наташу более всего поразили поющие рыбы, не слышимый человеком голос моря, тайны, которые скрывали зеленые морские глубины.
А Лешка то и дело вспоминал предложение Кости Павлова представить мир без железа. Оно было всюду. Вилка и нож, которыми он ел, были из стали, Ефимовна варила обед в покрытых эмалью железных кастрюлях, на чугунной плите, над улицей скрещивались, нависали провода, грейфер портового крана и весь кран были из стали, «Николай Гастелло» и все пароходы были из железа, ожившей сталью грохотали автомашины на улицах, железной цепью гремел Налет, железом был подкован Метеор, и даже каблуки Лешкиных башмаков были прибиты железными гвоздями… И все чаще с жадным любопытством Лешка следил взглядом за никогда не гаснущими факелами домен «Орджоникидзестали». Там днем и ночью в незатухающем ни на секунду громе творилось огневое чудо.
35
Лешка разрывался от противоречивых желаний и завидовал целеустремленности Витьки. Лишь только потеплело, тот все свободное время проводил на водной станции — помогал конопатить и красить «суда», катался на лодке, был уже несколько раз матросом на шверботе и учился им управлять. Лешку тянуло и на водную станцию, и в физический кабинет, где Митя добывал из электростатической машины маленькие молнии; ему хотелось, как Наташе, изучать животный мир моря, который носил такие звучные названия — планктон, нектон и бентос… Но ничуть не меньше его занимали раскопки Пантикапеи, на которых рассчитывал побывать Толя Крутилин, собиравшийся ехать на лето к тетке в Керчь, и по-прежнему каждая новая книга уводила его в свой, неповторимый, манящий мир. И, уж конечно, он не мог не пойти на «Орджоникидзесталь», когда Костя Павлов организовал туда экскурсию…
Вахтер, смешно тыкая пальцем в воздухе, пересчитал затылки, потом открыл турникет проходной. Широкий двор за проходной был уставлен портретами и плакатами. С портретов смотрели на ребят большие, как великаны, передовики, плакаты призывали увеличить выпуск чугуна, стали и проката. На булыжной мостовой рычали грузовики. Дорога повернула, ребята очутились неподалеку от темно-красных железных башен.
— Это — каупера, — сказал Костя. — В них подогревается воздух, который вдувают в домны. Пойдемте на рудный двор.
Огромную площадь сплошь покрывали высокие островерхие горы красноватой руды. Промежутки между ними были как ущелья. По крутым откосам с шорохом скатывались вниз комочки, рудная пыль. Двор обрывался у берега деревянной причальной стенкой. У противоположного берега, задрав левый борт, стоял затонувший теплоход.