С глухим рокотом по железным эстакадам двигался над горами руды мостовой кран. Откуда-то из-под земли появлялись продолговатые железные коробки, по наклонным решетчатым формам ползли к макушке домны и опрокидывались. Над домной всплывал клуб розовой пыли.
— Скипы, — сказал Костя, — они подают в печь руду, кокс и флюсы.
— А как же они… где же люди?
— Людей здесь немного. Вон в кабине — машинист крана, есть машинист у скиповой лебедки, около бункера два-три человека…
Костя рассказал, как в шахту подают кокс, известь, руду, как снизу, через особые трубы, вдувают подогретый воздух и как, наконец, жидкий чугун и шлак выпускают из горна. Ребята слушали и смотрели на грузные башни доменных печей, увенчанные четырьмя колоннами закрытых железных труб. Коленчатые трубы, подобно суставчатым лапам, спускались вниз. Другие, кольчатые, трубы красными змеями уползали по опорным столбам прочь.
В аппаратной стены были сплошь уставлены измерительными приборами. Тонкие, поблескивающие стрелки медленно ползли, прыгали, дрожали на циферблатах, мигали сигнальные лампочки, на вращающихся бумажных барабанчиках и дисках штифты вычерчивали плавные кривые, неровные частоколы.
Мастер привел ребят на площадку к фурмам, но к горновым не пустил:
— Там шлак выпускают. Мало ли что: брызнет, беды не оберешься…
Толстая железная труба опоясывала домну. Изогнутые колена опускались от нее вниз и вонзались в печь.
— Там фурмы… Ну, это такое сопло, через которое вдувается воздух.
Трубы глухо ревели, от них несло жаром.
Все по очереди посмотрели через глазок в печь. Через синее стеклышко был виден белый свет, неясные тени. Лешка различил, как с неясной тени сбегают, падают светлые капли.
— Это что?
— Чугун капает.
Валерий, нечаянно дотронувшись до металлического кожуха, испуганно отдернул руку.
— Обжегся? — улыбнулся мастер. — Да она холодная!..
Он приложил к кожуху руку, и все ребята тоже приложили. Кожух был прохладным.
— Водой охлаждается, — объяснил мастер. — А то ведь там тысячи полторы температурка-то…
— А если лопнет?
— Не лопнет! — засмеялся мастер.
На всякий случай ребята отодвинулись подальше — кто ее знает… Железные листы пола дрожали, шипел где-то воздух, в печи грозно гудело. Все было очень интересно, однако Лешка с облегчением почувствовал под ногами землю, когда спустился вниз.
Они пошли посмотреть, как выпускают шлак. Под высокой горновой площадкой стояли на массивных тележках два ковша, похожие на широкие конусы, перевернутые вершиной вниз. В один из них сверху по желобу стекала светлая струя. Под ярким солнцем и на расстоянии она была вовсе не страшной. Струя иссякла. Воздух над ковшом дрожал. Кургузый, без тендера, паровозик тонко свистнул и потащил прочь пышущие жаром ковши.
Мартеновский цех был громаден. Застекленная крыша казалась далекой, как небо. С правой стороны один за другим вытянулись прямоугольники печей. Из круглых окошек в печах падал яркий свет. С левой стороны цеха, оставляя широкий, как улица, проход, стояли ярко освещенные кабины. Застекленные передние стенки их были обращены к печам, все остальные — уставлены приборами.
Возле печей стояли люди, переговаривались, вернее, перекрикивались между собой и даже смеялись. Никакой опасности не было заметно, но ребята старались держаться поближе к вожатому: очень уж грозный гул и рев шел от печей. И потом — звонки. То спереди, то сзади внезапно раздавались пронзительные, тревожные звонки. Ребята испуганно вздрагивали, оглядывались. Никто, кроме них, не обращал на звонки внимания. Перед одной из печей на веренице вагонеток стояли узкие стальные корыта с металлическим ломом.
— Это — мульды, — сказал Костя. — Сейчас начнется завалка… А ну, давайте в сторонку.
Занимая почти всю ширину пролета, на них надвигалась приземистая машина-платформа. На ней, огражденный щитком, сидел машинист.
Машина остановилась против печи. Одно из круглых окошек поползло вверх. Оказалось, окошко было не в печи, а в стальной крышке. Крышка поднялась, открыв квадратное окно. В нем бушевало пламя. Машина толстым длинным хоботом подхватила мульду, хобот с мульдой выдвинулся, въехал в завалочное окно и повернулся там. Опорожненная мульда стала на место, хобот подхватил другую и снова, вдвинув ее в печь, вывернул.
Первое окно закрылось, машина передвинулась немного, крышка следующего окна поползла вверх. Громыхающая умная машина быстро и ловко совала тяжеленные мульды с ломом и выворачивала их в огненном чреве печи. Мульды опустели, машина спрятала хобот и укатила в другой конец цеха. Тревожная дробь звонка загремела у ребят над головами.