— Так ведь есть же общая для всех, одна, настоящая?
— Есть. Обязательно есть!.. Только и на нее каждый из своего закута смотрит. Ну, и каждому кажется, что из его закута она виднее, правильнее… А повытаскивать из закутов не просто, люди там испокон веков обживаются. Слова всякие сколько ни говори — не поможет. А вот когда сама жизнь вытолкнет — другое дело… Тут она, вся правда, и обнаружится.
— Она не обнаружится, если ничего не делать.
— Делать надо, а в одиночку наскакивать не следует. Только лоб расшибешь, вроде как ты…
— Я не расшиб.
— Шишку, однако, тебе поставили. Изрядную.
Туманные разглагольствования Василия Прохоровича ничем не могли помочь. Не помогли и другие разговоры. Подходили многие. Одни возмущались и сочувствовали, другие посмеивались и советовали: «Плюнь! Что тебе, больше всех надо? Пускай выпендривается…»
В обеденный перерыв, когда Алексей сидел в скверике возле цеха, к нему подошел Голомозый, потоптался, сел рядом.
— Слыхал я, как давеча на тебя кричали… И приказ этот…
— Ну и что?
— Несправедливо! — вздохнул Голомозый. — Обидели тебя. Ни за что обидели. Вот такая она и вся жизнь: обидой питаешься, обидой укрываешься… А почему? Суета одолевает человеков… Вот революцию сделали, все стали равные. И правильно! Все равны перед лицом господа…
— Революцию не для бога делали.
— Да уж конечно!.. Так вот я и говорю: стали все люди равные. Ну и хорошо бы! Живите в мире и согласии, каждому его доля, равная. И достатка, и всего… А потом начали людей выделять. А выделять — значит отделять, значит разделять…
— Как это «отделять — разделять»?
— А вот: делить на лучших и худших. Одни, мол, передовые, другие — рядовые, одни — руководящие, другие — завалящие… Отсюда у одних зависть…
— Я никому не завидую. Пускай он будет лучший, только по-настоящему, по правде!..
— Кто знает, что лучше и что хуже? У кого есть мера, чтобы человеков мерить?.. Ты вот отшатнулся от нас, не вдумался. А напрасно! Душа твоя — я вижу — ищет справедливости, правды. Только ищешь не там… Мы ведь тоже взыскуем равенства и всеобщего братства. И мы говорим: господь бог сделал всех равными, и суетно стремление возвысить себя над ближними твоими. Для нас нет ни передовых, ни отстающих, ни лучших, ни худших… Наша правда в смирении! Сегодня я смиренно омываю стопы твои, завтра — ты мои…
— Такой правды в бане еще больше. Там ноги лучше отмоешь.
— Ты в насмешку не переводи. В баню мы все ходим. Дело в симво́ле, в высоком смысле.
— На кой пес мне си́мволы? Правда нужна! И тут! А не на небе…
— Вот это верно! — сказал Федор Копейка. Подходя к скамье, он слышал последние слова. — Тем более, что неба, как такового, нету. Ну-ка, подвинься малость… Ученые говорят, за стратосферой и вообще уже ничего нет. Безвоздушное пространство. И абсолютный нуль температуры — минус двести семьдесят три градуса. Холодновато для рая-то, а?
Голомозый поджал губы, поднялся и ушел. Копейка проводил его взглядом.
— Чего он тут пел?
— Сочувствие выражал.
— И как, помогло?
— А сочувствие помогает?
— Как кому. Некоторые любят.
— Ну, а я — нет. Не нуждаюсь.
— Тем лучше. А то я не умею сочувствовать. А поговорить мне с тобой надо. Не возражаешь? Закуривай… И не курил никогда? Молодец. А я вот всё собираюсь бросить, да пока не получается… Некоторые конфетки сосут, чтобы отвыкнуть. По-моему, чепуха. Вместо одной соски другую. Как маленькие. Да после конфеты-то еще больше курить хочется…
— Ты со мной насчет курения говорить хочешь? Так я уже сказал тебе — не курю. Давай лучше без подходов.
— Вон ты какой ерепенистый. Ладно, давай без подходов… Ты это почему сделал, с «молнией»?
— Потому, что все молчат. Все знают, что липа, а молчат.
— Так, а ты один храбрый? Ну, а дальше? Какой толк от этого?
— А мне никакого толку не нужно. Сказал правду, и все. Пусть знает.
— Кто?
— Витька. Виктор Гущин.
— Так это ты только для него? Сказал бы ему, и дело с концом, если дело только в нем.
— Не только. Пусть все знают. А ему я говорил. Обозлился, и больше ничего.
— Теперь ты обозлился, из-за приказа. Верно?..
— А что мне этот приказ?
— Да как ни говори, приятного мало.
— Ну и пускай.
— Ладно, отложим это пока… А почему ты не комсомолец?
— Так… — пожал плечами Алексей. — И зачем? На собрания ходить? Какая разница, на какие ходить? На профсоюзных тоже только про выполнение плана говорят.
— Не только. А повышение уровня, учеба?
— Я и так учусь. В вечерней школе.