— Je ne sais pas. Que dois-je faire? Je meurs quand je pense pouvoir te perdre. /Я не знаю. Что мне делать? Я умираю, когда думаю, что могу потерять тебя./
В его голосе — глубина падения.
Леся не отрывается от медленно плывущего пейзажа за окном, и облака ломают кости не хуже чем:
— Обними меня.
И впитывает каждую секунду неловкого движения, которым Роберт кладёт свою руку на её плечо.
Мишель — глупый маленький Мишенька — смотрит на них в зеркало заднего вида, не имея сил сдержать удивления.
И Лесенька трепещет от восторга, и улыбка на её губах похожа на счастье.
Если бы у неё была горничная — она бы научила её отзываться на «псина», сказав, что это комплимент.
Если бы у неё было сердце — в эту секунду оно бы остановилось.
От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твоё жало? ад! где твоя победа?
Они проезжают театр, и Леся, насколько это возможно, рассматривает афиши; за той, что слева, скрывается премьера, многообещающее либретто давно витает на устах — она слышала о представлении буквально сегодня, изнемогая от скуки, запертая в золотой клетке обожания.
— Mon chér, allons chercher les billets? /Дорогой, давай возьмём билеты?/— говорит в ней la piété — любовь, набожность, почитание.
— Подарим этой дряни несколько франков — пусть купается в монетах.
Мишель на водительском сидении весело усмехается.
Через восемь минут вселенная погрузится во мрак.
Через семь — Эля приходит в себя от звука ломающейся подошвы, понимая, что завтра премьера; что плотная пятка трещит в её руках. Что атласные ленты лежат неподалёку, будто змеи в белой глазури, и иголка с нитками на них выглядит слишком дико и слишком правильно одновременно.
У неё будут идеальные пуанты.
Идеальная пачка, взвивающаяся к потолку морской пеной.
Её движения будут идеально-невесомы и легки, как порыв ветра.
И когда ей будут аплодировать, свешиваясь с балкона, срываясь со своих мест в ложе, когда весь партер обомлеет и помчится к сцене, чтобы бросить к её ногам цветы — это тоже будет идеально. Так, как она заслуживает.
И если она когда-нибудь идеала достигнет — даже этого будет мало.
Но попробовать стоит.
— Если бы у тебя была возможность изменить что-то в жизни — что бы это было?
Коринн входит в зал под оглушающий аккомпанемент тишины, и Эля с восхищённым предвкушением думает: «Да».
«Это твоя новая музыка, милая, вкушай и терпи».
Коринн — их бывшая солистка, прима театра, пропахшая розами и сладостным ароматом славы так сильно, что голова кружится рядом с ней — от травмы руки оправилась быстро, но Эля видит, и для неё это также очевидно, как грация и сила Тальони; Эля видит, что бедная Коринн уже немелода. Её суставы почти скрипят, когда она исполняет простейшее амбуате, деревянно переваливаясь то на одну сторону, то на другую.
У неё устаревшая техника, а в движениях больше бесцельного отрыва, маразматического хаоса.
Коринн почти сорок; для балета это равно гробовой доске, и Эля уверена, что этот сезон станет для бедняжки последним. Тем более, что у неё есть замена — младше едва ли не на пятнадцать лет, талантливей и упорней.
Никто не верит в девочку без образования в Парижской школе оперного балета, когда она экстерном сдаёт экзамен и работает на выходных до мелких судорог, что пуанты не живут больше одного дня.
Никто не верит, пока она не занимает место примы.
Лилия Александровна, знали бы вы, чего добилась ваша ученица!
Когда-то она растягивалась на станке в вашем танцевальном зале, повесьте красную ленточку.
Лилия Александровна, поглядите только на эту глупую мордашку, изувеченную непониманием, взгляните на эти морщины, подсвеченные косметикой, и скажите, разве достойна она большего?
— Personne n'a vu mon épingle à cheveux? /Никто не видел мою заколку?/
Эля почти готова заорать: «Ты умираешь!»; но вместо этого лишь тянется к нагретому металлу иглы, едва слышно выдыхая:
— А заколка тебе для того, чтобы скрепить рассыпающееся по частям тело?
— Quoi, désolé? /Что, прости?/
— Je dis: regarde dans le vestiaire. /Говорю: посмотри в гримёрке./
И внутренне сгорает от восторга, незаметно поглядывая на то, как у Коринн чуть дёргается уголок губ.
Потом она добавляет, будто опомнилась:
— Oh désolé. J'ai oublié. /Ох, прости. Я забыла./
Но все всё понимают.