Дункан подошел к ней и, крепко обняв, прошептал ей на ухо:
— Но ведь я тебе не враг…
Она разрыдалась и, всхлипывая, произнесла:
— Нет, конечно… Конечно, нет! Но я никогда не думала, что это может быть так больно…
Только здесь, на этом далеком, затерянном в вековых лесах озере, Дункану было спокойно. Только здесь его не мучили страшные воспоминания. Это было почти как смерть.
Небольшое, всегда спокойное озеро, похожее на колодец и окруженное подползающими к самой воде необъятными елями, отражало глубокое прозрачное небо, в котором даже днем можно было увидеть далекие бледные звезды.
Конечно, и здесь бывали непогожие дни, когда возмущенные внезапными порывами ветра чайки кричали и вились в вышине, ловя тугие восходящие потоки. Но такое всегда случалось днем, а потом приходила спокойная, хотя холодная и суровая ночь, такая, как и положено в этих пустынных северных краях.
Дункан построил себе хижину и жил в ней вот уже четыре года. Ему хорошо было здесь, но в один прекрасный день пришел Конан в своем длинном плаще и неизменной дурацкой шляпе, и сразу после «здрасте» заявил:
— Ты хорошо устроился тут.
Он уселся на большой камень, обернув по привычке ноги длинными полами, и, мило улыбаясь, принялся наблюдать за тем, как Дункан подготавливал к распилке огромное бревно.
— Зачем ты пришел? — спросил его хозяин, оторвавшись от своего занятия.
— Просто так. Я проезжал мимо и заглянул в гости.
Дункан подошел к гостю и присел рядом.
— Ты знаешь, — голос его был печален, — вот уже четыре года, как нет Белого Цветка, а легче мне не становится. Почему, Конан? Я так надеялся, что все это мне поможет, — Дункан смотрел куда-то вдаль на зеркальную гладь озера. — Понимаешь, я так оберегал ее тогда и думал, что…
— Я знаю, — Конан тяжело вздохнул. — Ты любил ее и продолжаешь любить и сейчас. Но пойми, ты не сможешь уберечь всех, кого любишь, от смерти. Они всегда умирают…
— Ее убили, — срывающимся голосом проговорил Дункан.
— Люди всегда убивают друг друга точно так же, как и мы убиваем друг друга.
— Мне наплевать, кто и кого убивает. Я устал от этой борьбы, которой не видно конца. Я устал от любой борьбы и войны.
— Но ты не можешь так просто сдаться и бросить все.
— А я и не прошу у тебя разрешения, — резко ответил Дункан и, поднявшись, вернулся к своей работе.
Конан тоже поднялся и подошел к большому камню. Совершенно голому и украшенному старинными индейскими рисунками. Он положил руку на шершавую поверхность и замер. Камень был теплым, несмотря на ранее и довольно хмурое утро.
— Я знаю, почему ты выбрал именно это место, — тихо и задумчиво проговорил Мак-Лауд-старший.
— Верно. Это святое место, — угрюмо кивнул Дункан, принимаясь яростно орудовать пилой. — Я испросил разрешение у старейшин и построил себе на этом месте хижину.
— Никто из бессмертных не найдет тебя здесь. Ты всегда будешь в безопасности, — заметил Конан.
— Да. Я надеюсь, что битва добра со злом может обходиться и без меня.
— Может, — согласился Конан, оторвавшись наконец от валуна, покрытого петроглифами. — Но ты не можешь стать вечным отшельником в этом месте. Ты все равно никогда не сможешь выбыть из этой борьбы навсегда.
— Ну, не навсегда, а на какое-то время.
— Тебя отыщут, — вдруг резко произнес Конан.
— Рано или поздно — да, — согласился Дункан. — Постарайся сделать так, чтобы я тебя не разыскивал.
— Ты же знаешь, как мне не хочется этого делать, — с улыбкой сказал Конан.
— Знаю, — ответил Дункан и расхохотался в ответ.
Ричи:
…Когда мисс Джессика Линн говорит мне, что я сумасшедший, она права. Я сам сегодня в этом убедился. Так что неудивительно, что я никак не могу выучить… Она нам задавала уроки две недели тому назад, а я по сей час не могу даже вспомнить что же именно, хотя она мне твердит об этом каждый божий день.
Но это все неважно. Важно то, что я действительно поехал крышей. И могу это доказать. Вот, например, сейчас я кажусь совершенно нормальным человеком. Сижу вот на этих ступеньках и пью пиво, и ничего, но вот сегодня утром… Нет, я, конечно, не просто так здесь сижу. Я слежу за одним типом, что, по-моему, тоже не совсем нормально.
Но это все ерунда. Важно то, что сегодня утром я гулял в порту. То есть и это не слишком важно, а важно то, что я там ухитрился увидеть. Больше всего мне хочется, чтобы это оказалась галлюцинация или что-нибудь еще в этом роде.
Потому, что ходил я, ходил, гулял… Часов с пяти утра до восьми все было тихо и добропорядочно, как уик-энд в национальном парке. Так или иначе, но я забрел в самый отдаленный и пустынный уголок порта, куда уже давно не ступала нога человека. Здесь стояли полуразрушенные ангары, окруженные со всех сторон огромными мусорными кучами. Ну прямо памятник человеческому трудолюбию!
И вот вдруг я замечаю, что иду не просто так, а по совершенно свежей автомобильной колее. Что за черт! Поднимаю глаза и вижу: до боли знакомый «лендровер». Тот самый, мистера Мак-Лауда.
Мне, конечно, с ним встречаться не хочется, и только я собираюсь оттуда уйти тихо и степенно, вроде я — настоящий джентльмен, — как вдруг, как последний болван, думаю: «Что это, интересно, он тут делает? Да еще и в такой ранний час».
А дальше поступаю, как настоящий сумасшедший. Я на цыпочках пробираюсь к окну. Иду тихо-тихо, словно Рэмбо, хотя вокруг голо, солнышко светит и видно миль на сто восемьдесят. Доползаю до открытого окна и вижу…
Это было круто. Я сразу понял: «Джедай возвращаются. Эпизод шестой». Мистер Мак-Лауд дрался со своим ночным приятелем. Ну, с тем, который без маски, который потом пришел. Я его хорошо запомнил. На редкость гадкая рожа. Уж насколько у мистера Мак-Лауда личико не для обложки журнала, а у этого — просто дерьмо.
Да, кстати, дрались они не как шпана, а на мечах. Да еще и на японских. Модные ребята. Хорошо дерутся, весело и быстро. Я даже не успевал за ударами следить. Мелькают мечи, как привидения. А лица у мужиков веселые. Улыбаются так, словно не бьют друг другу рожи, а разговаривают спокойно-спокойно.
И тут как обожгло меня. Заметил, что рубашки у обоих окровавлены. И очень мне вдруг домой захотелось. Или на худой конец в школу. Ведь только-только уроки начались, успел бы еще…
В это время мистер Мак-Лауд наткнулся на меч противника и упал на одно колено. Тот быстро выдернул свою железку. Я думал, что упадет сейчас мой спаситель, который меня из полиции вызволил, но не тут-то было. Секунду-две постоял он и не сдох, а наоборот — поднялся и принялся снова своей саблей махать. Тут я такое подумал, что даже вспоминать не хочется. Только что его закололи, а он снова бегает. И хорошо еще, чтобы мне все это показалось. Я сначала тоже так подумал, но нет, ничего подобного. На рубашке в месте укола кровавое пятно.
И я сразу осознал, что если мистер Мак-Лауд меня в полицейском участке не убил, то если уж встретит здесь, в этой индустриальной пустыне, то непременно тут и похоронит. Уж очень ему не нужны лишние свидетели. Кажется, теперь я понял — почему.
Подумал я так и сразу же собрался домой. Еще, может, секунд тридцать посмотрел на этот странный поединок и уже ногу занес было двигать, как вдруг у мистера-незнакомца рука отвалилась. Не та, которой он держал свой меч, а другая. Она вдруг оказалась на пути следования меча мистера Мак-Лауда.
Меня чуть не стошнило. Ну да ладно, продышался я кое-как, а дальше самое интересное было. Мистер, имени которого я не знаю, приставил себе руку на место, и она приросла, как новая. Тут-то я и понял, что это, наверное, я свихнулся. Либо на солнышке перегрелся.
Как я оттуда домой ушел, не помню. Очнулся уже дома, возле холодильника с банкой пива в руках. Приложил ее ко лбу и понял, что надо теперь подбирать себе клинику попрестижнее. Ведь не дело же общаться всю жизнь с какими-нибудь левыми психами…
Но почему-то в психушку меня не потянуло. А вместо того, чтобы к врачу бежать, я помчался к антикварному магазинчику мистера Мак-Лауда. Сижу вот неподалеку на ступеньках, пиво пью и слежу. Думаю, что скоро меня прямо отсюда скорая помощь заберет.