Он шагнул за ней и прижал к себе.
– Мара, любимая Мара, что с тобой? – он осыпал дождем поцелуев ее лицо, откинул ее волосы назад и пригладил. – Разве ты не счастлива за нас?
Она смотрела в сторону, ее губы дрожали.
– Я н-никогда не была счастливее, – ее голос ломался. – Но мне стыдно, что я сразу не поверила тебе. Завтра церемония открытия, и… – она прервалась и яростно утерла слезы. – Мой отец будет читать слова на мемориальной доске, почитая людей, которые тебя погубили!
Она обхватила себя руками, чуть ли не в конвульсиях:
– Я остановлю церемонию, – поклялась она. – Я разберу пирамиду, а мемориальную доску утоплю в устье.
К ее удивлению, он рассмеялся.
– Ты не сделаешь ничего подобного. Я запрещаю.
– Ты – что? – она моргнула
– Я сказал, что запрещаю это, – повторил он, взял ее за руку и повел прочь от холма. – Только, в отличие от того раза в магазине Димблеби, когда я пытался помешать тебе купить мою кровать, на этот раз я подразумеваю именно это.
– Но как ты можешь? – Она поспешила за ним, чтобы успеть за его большими шагами. – Зная, что мы сейчас совершаем.
– Точно. – Он остановился и крепко поцеловал ее. – Церемония пройдет так, как запланировано, из-за того, что мы знаем. Как упорно ты работала. Сколько ни в чем не повинных людей ждут завтрашнего дня. И каким счастливым этот день сделает твоего папочку.
Он снова двинулся вперед.
– Ты думаешь, что я подарил бы ему споран Макдугаллов, если бы не оставил прошлое в прошлом? И я не откажу ему в дне, когда он сможет предстать во всем блеске.
– Так что, ты делаешь это для моего отца?
– И для себя. – Он скользнул по ней взглядом. – Не думай, что я настолько бескорыстен.
– Тогда что ты имеешь в виду?
Он сверкнул ослепительной улыбкой.
– Просто, когда мы вернемся на кейли, и если я смогу поймать его наедине, к его обязанностям назавтра добавится очень особенное сообщение.
– Ах, Алекс! – воскликнула она. – Ты собираешься просить у него моей руки?
– Так, как следует делать это горцу, да. – Он глядел на нее с озорным блеском в глазах. – Как будто ты не знала.
Тем не менее, она не смогла ответить ему.
В этот раз ее мир кренился и вращался. И от этого чуда у нее перехватывало дыхание.
Следующим утром Мара стояла в самом центре Уан Керн Вилладж, окруженная таким количеством Макдугаллов, М’кдугаллов и другими горцами, призрачными и во плоти, что сильно подозревала – в будущем она много недель может видеть сны в клеточку.
Впрочем, она не будет возражать.
Она влюбилась в Хайленд со страстью, в существование которой никогда раньше не верила. Простые звуки мягких, напевных голосов и низких переливов смеха членов клана и друзей, приехавших на открытие памятника, наполняли ее теплом и счастьем.
Так же, как и славословие ее лондонского поверенного, Персиваля Комба, который прибыл сегодня ранее утром, чтобы засвидетельствовать церемонию и заверить Мару, что Рэйвенскрэйг принадлежит ей, а все условия соблюдены.
И это случилось за много месяцев до того, как прошел оговоренный год.
Погода этого дня тоже благоприятствовала ей, еще и безоблачное синее небо улыбалось сверху присутствующим. А легкий ветерок вздыхал в вереске, подслащивая воздух приятным запахом березы.
Даже Юфимия запаслась теплым словом, утверждая, что она хорошо отдохнула в своем домике с толстыми стенами, защищенная знанием, что есть друзья Алекса, и только нужно крикнуть о помощи, если бы ее сон был нарушен призраками.
Рэйвенскрэйг теперь посещало на одного призрака меньше, и Мара не могла вспомнить, когда была такой счастливой.
Горячий Шотландец тоже выглядел счастливым.
И удивительно непринужденным в клановом пледе Макдугаллов, а его споран притягивал все взгляды.
Она дотянулась до руки Алекса, и ее отец загудел слова посвящения каменной пирамиды.
«… доброй памяти сэра Колина Макдугалла и леди Изобэль, тех, кто были первыми и проложили тропинку тем, кто пришел потом…»
Она не вслушивалась в произносимую им речь, слыша только счастье в его голосе.
«… больше гордости, чем я могу выразить словами…»
«… переполнится мое сердце при виде того, как он надевает свое кольцо на палец моей маленькой девочки…»
Она развернулась лицом к Алексу.
– Что он сказал? Я, по правде говоря, не прислушивалась.
– Я это заметил, – произнес тот, улыбаясь.
Потом повел ее к пирамиде, где ее отец, Мердок и Персиваль Комб стояли и сияли, как павлины. Он опустился на одно колено, но, прежде чем взять ее руку, он расстегнул споран и, как фокусник, вынул оттуда кольцо с топазом, окруженном бриллиантами.