Мара уставилась на него, а ее сердце подскочило в груди. Он был одет в плотно прилегающие коричневые рейтузы и жакет с длинными рукавами того же оттенка с широким кожаным поясом, обхватывающим бедра. Коричневые ботинки превосходного качества завершали его костюм. И на одно пугающее мгновение Мара подумала, что уловила вспышку длинного меча у него на боку.
Но она моргнула, и меч исчез, остался только он и его мужская красота. Его энергия, мрачная и чарующая, обволакивала ее, а пронизывающий взгляд, казалось, спалил ее одежду, и она осталась совершенно беззащитной.
Голой.
Возможно, даже слегка … разгоряченной.
В конце концов, не каждый день пристальный мужской взгляд вызывал в ней ощущение, что ее пожирают, причем, с огромным воодушевлением и восхитительными способами. Это были приятно возбуждающие мысли, на которых ей лучше не зацикливаться, так что она прикусила губу прежде, чем вздохнуть и выдать свою слабость.
Как быстро ее давно забытая женская сущность стала бы страстной и чувствительной, если бы он вскоре не перестал смотреть на нее так, как будто появился из самых жарких фантазий, желая соблазнить ее – и знал об этом!
Стараясь не покраснеть, она разглядывала его точно также, скользя по нему оценивающим взглядом с равной смелостью.
Он был не просто намного выше любого другого мужчины. Он вообще был за пределами совершенства. Полный величия, с густыми темно-каштановыми волосами и широкими плечами, он походил на рыцаря, и от него исходила такая аура власти, что она едва могла дышать.
Пересиливая себя, она изо всех сил сопротивлялась желанию дотянуться до него и погрузить в его волосы свои пальцы. Просто чтобы убедиться, реален ли он. Мерцающие в волосах блики цвета согретого солнцем меда и сверкающие глянцевым блеском пряди и вправду делали его странно похожим на отважного героя с какого-нибудь старинного портрета в музее.
Но сильнее, чем мужественный вид и красота, было притяжение его невероятных, отражающих бурю эмоций, глаз, пленивших ее.
Глаза цвета морской волны, в которых женщина может утонуть.
Она могла бы смотреть в них целую вечность.
К сожалению, он не выглядел таким же очарованным. От него исходила враждебность, он скрестил руки на груди в недружелюбном жесте. Хуже того, теперь, фактически растопив ее, он впустую тратил все свои привлекательные дюймы, распиная ее ледяным взором.
Больше никаких горячих, блуждающих по ее телу, взглядов, которые отвлекали ее внимание и заставляли тягуче пульсировать самые дальние, самые скрытые ее местечки.
Теперь весь его вид выражал только надменность.
Возможно, даже ярость.
Мара раздраженно вздохнула, ощутив напряжение. Его внешность совсем ничего не стоила, если он смотрел на нее так, как будто у нее сифилис. С грохочущим сердцем, в растущем смятении она перекинула волосы через одно плечо. Возможно, ей не хватало нескольких фунтов веса, но она не была настолько отвратительной.
Или, возможно, он слышал ее разговор, а ему не нравились американцы?
Если так, тогда можно все легко исправить.
Она задушит его обаянием.
– Привет, – сказала она, сверкая своей лучшей улыбкой. – Я – Мара Макдугалл.
Выражение его лица оставалось таким же каменным, и он ничего не произнес в ответ. Даже наоборот, нахмурился еще больше.
Мара сглотнула и облизнула губы. Возможно, он ждал, что она извинится? В конце концов, она ударила его, и довольно сильно.
Да, конечно, вот в чем проблема.
Он хотел извинения.
– Послушайте, мне жаль, что я так налетела на Вас, – сказала она, с радостью удовлетворяя его желание. – Этого больше не случится.
– Ручаюсь, что нет, – согласился он, подходя ближе. – Кровать моя, распутная девка! Прочь!
Сердце Мары замерло. Снова этот акцент. Теплый, богатый и приятный. Чистейшая шотландская картавость, какую она когда-либо слышала, узнавая теперь ту музыкальную модуляцию, намек на которую она уловила ранее. И такой раздражающе сексуальный, что слушая его, она чувствовала, как у нее в животе закручивается страстное желание.
Но распутная девка и прочь?
Не упоминая о проклятых ублюдках Макдугаллах.
Ощетинившись, она отошла на несколько шагов назад.
– Привлекательная внешность не дает права быть грубым, – сказала она, надеясь, что ее взгляд расскажет ему еще больше.
Она не была уверена в том, что это вообще возможно, но его хмурый взгляд потемнел еще больше. Дымясь от враждебности, он вытянулся в полный рост, расправил плечи и уставился на нее.
Тоже расправив плечи, она оглянулась назад.
– И кровать не Ваша. Она принадлежит мистеру Димблеби и продается. Возможно, я куплю ее.