Горечь
Я стоял возле двери квартиры с номером 23. В моих руках была сумка с обычными покупками, которыми я отоваривался, когда шёл сюда. В ней была бутылка белого сухого вина сорта “Каберне Совиньон” за 1356 долларов (которое я взял сегодня по скидке, а обычно брал за 1626 долларов), упаковка пасты тальятелле, кусок сыра пармезан, купленные на развес чилийские мидии без ракушки, стейк со шкурой норвежского лосося, упаковка вьетнамских тигровых креветок без панциря, бутылка устричного соуса и баночка жирных сливок.
Я позвонил, и через минуту дверь открылась. Она не умела готовить. Верхом её кулинарного искусства являлись тосты с сыром, авокадо и прошутто. Поэтому готовил всегда я. Мне нравилось готовить для женщин, даже если это были любовницы на одну ночь. Секс с сытой и довольной женщиной совсем другой, нежели на пустой желудок. Хотя, это сугубо моё мнение.
Она улыбнулась, поцеловала меня и отправилась в душ. Я же повесил пиджак, закатал манжеты рубашки и отправился на кухню, где занялся приготовлением пасты в сливочном соусе с морепродуктами. Когда она вышла из душа, я уже выкладывал отварную лапшу в сковородку и заливал её сливками и устричным соусом. Сейчас паста пропариться вместе с морепродуктами несколько минут, и всё будет готово.
Она подошла ко мне со спины, и, просунув руки под рубашку, прижалась ко мне. Странно, она так никогда не делала. Выставив минимальную температуру плиты, я проговорил, не оборачиваясь:
- Всё в порядке, Вики?
- Да, просто устала. – Ответила она.
Я стал ощупывать руками её тело, прикрытое лёгким шёлковым халатом. И запустив руку под халат, опустил её к промежности. Её лоно было горячим и влажным. Я чувствовал её дыхание у себя на затылке, в нём было желание и нетерпение.
- Паста будет готова через пару минут. – Сказал я.
- Хорошо, я вернусь через десять минут. – Ответила она, и прошла к себе в гардеробную.
Она всегда одевала к ужину новое вечернее платье. Карьера актрисы позволяла вести ей самодостаточную и безбедную жизнь.
Я разложил по тарелкам пасту (положив ей больше креветок, так как она их любила больше, чем я), посыпал тёртым пармезаном и выставил на стол в гостиной. Затем открыл бутылку вина и приготовил бокалы. Она вернулась даже быстрее обычного. На ней было чёрное шёлковое платье с глубоким декольте, чулки в сеточку и открытые туфли на шпильке. Тонкие губы были подчёркнуты выразительным кроваво-красным оттенком помады.
Она ела всё с тем же аппетитом, улыбаясь, как обычно, краешком рта. Две третьих бутылки были выпиты, она взяла меня за руку и повела в спальню. Возле кровати, она крепко схватила меня за пах. Так начиналась наша прелюдия. Я повалил её на широкую кровать, заломил ей руки, послышался треск материи. Ей нравилось, когда я разрывал на ней платье и трусики, и брал её силой. Десятка два платьев уже постигла подобная участь.
Я вошёл в неё сзади, крепко держа её за волосы. Когда она кончила в первый раз, мы сменили позу на миссионерскую. Она крепко охватила меня руками и ногами, в этот раз, почему-то не закрывая глаз, и всё повторяла: “будь глубже во мне… будь глубже во мне…” Она так крепко сжимала меня в своих объятьях, что я не предполагал в ней подобной силы. Думала ли она обо мне, смотря мне в глаза в момент соития? Или, так же как я, думала о том человеке, которого когда-то потеряла? И представляла, что сейчас занимается любовью именно с ним, а не со мной? Что этот драгоценный фантом, бережно сохранённых воспоминаний о том утраченном близком человеке, сейчас, в эти минуты, стал мною для неё? Так же как и она, представлялась для меня сейчас другой женщиной.
Её вагинальные мышцы напряглись, и она кончила во второй раз. Я достал свой пенис, она наклонилась и помогла мне закончить ртом.
Последние четыре месяца Вики была моим партнёром в постели. Чаще всего мы засыпали вместе, и я утром уходил, предварительно сварив ей кофе. Но сегодня мне не хотелось спать рядом с ней. Почему-то сегодня мне думалось о другой женщине. О той, что могла бы быть рядом, если бы я тогда давно, поступил иначе. Если бы я в тот момент оказался лучшей версией себя, а не тем трусливым эгоистичным насекомым. Если бы я мог любить так самозабвенно и бескорыстно, как она любила. Если бы моё сердце могло гореть тем ясным согревающим пламенем, каким горело её сердце. Но она хотела того, чего я не мог ей дать. Того, на что моя ледяная пустая душонка никогда не была способна. Но я давно всё это обдумал. Я поступил, так как следовало, избавив яркое пламя её чистой души, от смрадной копоти своей душонки. Ликвидировав свою грязную жалкую личность из её лучезарного внутреннего мира. Так поступают с гноем, выдавленным из раны, чтобы вылечить болезнь. И я был этой болезнью для неё, несомненно, я был раковыми клетками для её прекрасного милосердного сердца.