Впрочем, в ранние годы жизни проблем с ним почти никаких. Твоя мама сама застёгивает тебе молнию на штанишках, называет его ласково-насмешливо «улиточка» или «колокольчик», бабушка помогает найти его, когда ты просишься в туалет, и все считают и его, и тебя ужасно миленькими и симпатичными. Нередко, если мама берёт тебя за покупками или на берег моря, а то и просто на обочине шоссе, ей приходится спускать тебе штаны и объяснять, чтО именно должен ты сейчас сделать с помощью твоего «Джоника» прямо там, где стоишь.
И прохожие, случайно обратившие внимание на твой крошечный «краник» и на струйку, которую ты пускаешь из него, все, как один, по-доброму улыбаются и даже, может быть, слегка подталкивают друг друга локтями. Им приятен вид мальчугана с развевающимися на ветру волосиками и спущенными до колен джинсиками. От его действий никого не коробит, вы даже можете купить почти в любой посудной лавке фарфоровую фигурку мальчика, занимающегося в той же позе тем же делом.
Но попробуй спустя этак лет пятнадцать проделать то же самое, выудив свой аппарат на всеобщее обозрение где-нибудь на территории, прилегающей к супермаркету, и могут начаться крупные неприятности. Для начала тебя арестуют, сунут в полицейский фургон, а затем предъявят обвинение в недостойном поведении в общественном месте. И тебе уже не отвертеться от ярлыка урода и выродка, тебя осудят люди и перестанут принимать в приличном обществе.
А ведь у тебя всё та же «улиточка». Ну, пускай «улитка». Но люди уже относятся к ней — и к тебе — по-другому…
Да, наступает время, и твой «колокольчик», твоя «сосисочка» перестаёт быть забавной и миленькой, а становится «гадким» и «мерзким» признаком пола. Секса. Символом греха и порока.
Странно, не правда ли?..
Итак, первые несколько лет жизни совместно с твоим «хлыстиком» — сплошные забавы и удовольствия. Никаких забот. Можно потрогать его или сжать ногами, и тогда он выглядит совсем по-другому и чувствует себя как-то странно. Когда немного подрастёшь, ты можешь уже с его помощью изобразить желтоватыми буквами на хрустящем белом снегу своё имя, или хотя бы инициалы. Можешь устраивать с друзьями-мальчишками поединки — чья струя выше всех ударится об стенку…
Но затем начинаются сложности. Наступает период полового созревания, и твой потешный «цуцик» становится немного больше, возле него появляется растительность — хотя всё это происходит не слишком быстро. Во всяком случае, не так быстро, как тебе, возможно, хотелось бы.
И тогда, вместо того чтобы демонстрировать его своим однокашникам и гасить с его помощью костры, ты внезапно ощущаешь какую-то скованность и неловкость и начинаешь проявлять к нему более серьёзное отношение. Своей маме ты уже ни за что на свете не позволишь посмотреть на него, а если бабушка попытается застегнуть тебе молнию на брюках, ты скорее предпочтёшь умереть. Мытьё в школьном душе после спортивных занятий превращается для тебя в тяжелейшее испытание, потому что, хотя у всех мальчишек вроде бы одни и те же «причиндалы», но на поверку они оказываются совсем разными, и ты вольно или невольно смотришь и сравниваешь, и огорчаешься, и завидуешь, и не всё понимаешь…
У одних ребят огромные Джоники, толщиной чуть ли не с твою руку, окружённые густыми курчавыми волосами, в то время как у других — совсем крошечные невзрачные «птенчики».
Ох, какая странная всё-таки природа! Даже немного жестокая… Так начинаешь ты думать.
И то, что бывало поводом и причиной веселья и смеха, превращается в обузу, в нелёгкую ношу для души и тела, начинает причинять беспокойство. Тебя волнует, как будет дальше, — станет ли твой орган расти и развиваться или застынет на месте, и вообще — всё ли нормально в твоём развитии или случилось уже что-то непоправимое. Ты плохо спишь, и мысли твои крутятся вокруг одного и того же.
Но этого мало. Ко всему ещё, твой «хоботун» пытается вести свою собственную жизнь, отдельную от твоей. Это совпадает с начальным периодом твоего созревания.
И главное его хобби — «восставать». Причём в самых неожиданных случаях. Если нужно дать ему прозвище, то наиболее верное было бы — «восстающий». Стоит тебе чихнуть — и он норовит подняться. (На языке науки это называется «эрекция».) Ты жуёшь что-то и стискиваешь зубы — он тут как тут. Садишься в автобус — снова он даёт о себе знать. Смотришь передачу по телику — то же самое. Думаешь об уроке географии — ему это неважно: он знает своё дело. Начинаешь думать о девчонках — опять он со своими штучками. Непонятно — что ему надо, что волнует его на самом деле. Любая чушь может подействовать на него, привести в такое состояние, что тебе неудобно сидеть, а о том, чтобы встать, вообще не может быть речи.