— Уж не проводите ли вы с ними занятия? — спросил Пол.
Дир усмехнулся.
— Занятия — слишком громко сказано. Так... показываю кое-какие приемы рукопашного боя, учу применению ручного оружия...
Дир произнес эти слова небрежным тоном, как если бы сказал, что в местном спортивном кружке занимается с любителями гимнастики. Но Шорт знал его другим. В учении Дир не давал поблажки, карая за малейший промах, за малейшую недисциплинированность. Курсанты понимали, что он прав, что от степени усвоения навыков может зависеть их жизнь, и все же трепетали от ужаса перед началом его уроков. Дир забирал у местного живодера отловленных и обреченных на уничтожение собак и заставлял учеников приканчивать их голыми руками или ножом. Некоторые готовы были от возмущения наброситься на Дира с кулаками; Пола после таких занятий мучила рвота, и он не мог спать ночами, ему и теперь иногда вспоминались глаза тех собак. Однако для курсанта лучше было как можно скорее пройти через это тяжкое испытание, ведь Дир заставлял повторять "упражнение" до тех пор, покуда человек не оказывался сломлен. Ребята ненавидели Дира, но знали, что он прав. Какой смысл заучивать приемы, если у командос не хватит духу пустить их в ход? Но одно дело — специальное подразделение британской армии и совсем другое — мирный провинциальный городок в сотне километров от Лондона.
— На кой черт? — поинтересовался Шорт. — Или ожидается высадка вражеского десанта?
Дир, не отрывая губ от кружки с пивом, внимательно смотрел на Шорта, словно раздумывал, может ли он ему довериться. Шорт выдержал его взгляд. Его не слишком интересовало, скажет ли Дир правду, важно было получить ответ на один-единственный вопрос: нет ли среди друзей или приятелей Дира, бывших курсантов или знакомых тренеров такого, кто стал профессиональным телохранителем?
— Десант уже высадился, — ответил Дир. — Враги находятся среди нас. Они захватили общественные здания и стратегические пункты города, а теперь готовы рассредоточиться по всей стране.
— Не пойму, о ком вы говорите.
— Враги черные, желтые, коричневые, с тюрбанами на голове, с палочками в носу, с тамтамами и дротиками, с колдунами-вуду или с наркотиками. Взгляните, на что похож стал Лондон! Разве можно узнать нашу столицу?
— Нет, — вынужден был согласиться Шорт.
— Демонстрации, столкновения на расовой почве... И все это в Лондоне! Не где-то в проклятой богом Индии, а здесь, в центре Англии. У нас стало хуже, чем в Нью-Йорке, хуже, чем в растреклятой Африке. Вечерами люди не решаются высунуть нос на улицу.
Шорт согласно кивнул. Эту тему он неоднократно обсуждал с друзьями. Кто бы мог подумать, что она будоражит умы и здесь, в патриархальном Менстоке!
— Но ведь тут не Лондон, — возразил он.
— Тут и не будет как в Лондоне, — зловещим тоном процедил Дир. Несколько человек подсели к ним поближе, остальные явно прислушивались к их разговору и одобрительно кивали речам тренера. Дурное предчувствие Шорта усилилось.
— Их, вишь ты, сюда переселили, — вмешался один из посетителей. Совсем недавно он вместе с дружками готов был отделать Шорта, а сейчас обращался к нему с такой естественной непринужденностью, словно к закадычному приятелю.
— Кого переселили?
— Да всю эту окаянную индийскую колонию. Землю им дали задарма...
— Черта с два! И вовсе не задарма, а за деньги, — перебил его сосед по столику. — Я точно знаю, потому как...
— Дали им землю, продали — какая разница? Факт остается фактом: немытые индусы, чтоб им провалиться, обосновались колонией у нас под носом.
— Да они и не индусы вовсе, а...
— Не все ли тебе равно, кто они такие? Выкурим их, и дело с концом. Пусть убираются, откуда пришли, или хотя бы в тот же Лондон, но здесь чтобы и духу их не было!
Шорт посмотрел на Дира.
— Они что, свихнулись?
Дир ответил тихим голосом, однако у Пола по спине по бежали мурашки.
— Попридержите язык.
— Вы сколачиваете боевую бригаду из мясников и владельцев бензоколонок, намереваетесь натравить их на ни в чем не повинных людей лишь потому, что у них иной цвет кожи, и мне же еще советуете попридержать язык?!
Пол достал двухфунтовую банкноту и положил на стойку бара. Огляделся по сторонам и увидел, что некоторые из мужчин опустили глаза. Не прощаясь, он повернул было к двери, но Дир окликнул его: