Взрыв прижал его к воротам, превратив в груду горящих обломков дивную, сверкающую машину, в которой он находился какие-то секунды назад, и Ким, глядя на горящий автомобиль, отчетливо представлял себя в нем. Когда сбежались люди с огнетушителями, когда появился охранник и распахнул ворота, а снаружи собралась толпа зевак, сквозь которую едва смогли пробиться пожарные, Ким, сидя на корточках, выл по-собачьи. Его приговорили к смерти, и, не будь этих спасительных секунд, когда он отошел к воротам, приговор был бы приведен в исполнение.
Шорт стоял в толпе зевак, и при виде скулящего от страха Кима его охватила жалость. Он заставил себя вспомнить, как этот человек использовал его и вышвырнул за ненадобностью, заставил себя думать, какую выгоду извлечет из всей этой истории сам Ким, когда все будет позади, но подобные мысли почему-то не успокаивали совесть. Будь его, Пола, воля, он отменил бы эту тщательно продуманную, блестяще организованную и с такой скрупулезностью проведенную операцию. Но он знал, что это не в его силах. Мак уже выехал, чтобы приступить ко второму этапу акции.
27
Полицейские держались сочувственно и приветливо. Врач сделал Киму укол, и тот, через несколько минут придя в душевное равновесие и борясь с накатившей сонливостью, пытался отвечать на вопросы здоровяка инспектора. Полицейского ни в коей мере нельзя было назвать симпатичным человеком, при иных обстоятельствах Ким отнесся бы к нему с должной неприязнью, но сейчас у него не было другого выхода, кроме как любить этого человека, доверять ему. А от этого все недостатки инспектора Хогарти оборачивались добродетелями. Его развязная заносчивость и безграничная самоуверенность внушали пострадавшему надежду, что преступники будут найдены и что этот полицейский с внушительным животом, огромными, как лопаты, ручищами и массивным двойным подбородком расплющит негодяев в лепешку, точно слон вставшего на его пути охотника. Невежливые, можно сказать, грубые манеры Хогарти не оставляли сомнений, что бандитам при встрече с ним не поздоровится.
— Как вы сказали — "Солдаты справедливости"? — Инспектор почесал ухо кончиком авторучки и занес это название в блокнот. — Не слыхал о такой организации. Впрочем, их развелось, как собак нерезаных. Трое оболтусов сговорятся по пьянке, и вот вам, шайка готова. "Солдаты справедливости"… — Он покачал головой и сунул кончик ручки в ухо, словно там ей было самое место.
— Я тоже никогда с этой организацией не сталкивался, — предупредительно откликнулся Ким. — А ведь мне по долгу службы приходится следить за террористами.
— Ах, вот оно что?! — гаркнул Хогарти. — Следит он, видите ли. Тогда какого черта, по-вашему, делает полиция, министерство внутренних дел, секретная служба, армейская контрразведка, подразделение по борьбе с терроризмом?.. — Он махнул рукой, словно спохватясь, что Ким — пострадавший, к которому следует относиться с сочувствием. — У вас есть недоброжелатели?
— У кого их нет!
— Я спрашиваю: у вас есть?
— Ну... я не знаю... не думаю...
— Угрожали вам в последнее время?
— Н-нет...— Ему не хотелось пересказывать инцидент с Шортом; после взрыва те запугивания казались ему несерьезными. Но Хогарти, почуяв, что Ким мнется, вцепился в него мертвой хваткой: выспрашивал, допытывался, даже высказывал в завуалированной форме угрозы, а Ким после шока и успокоительных лекарств находился в таком состоянии, что не мог устоять перед натиском. — В общем, один мой бывший сотрудник не то чтобы угрожал, но сказал, что мне может грозить опасность и нелишне будет остеречься.
— Да? И как же зовут этого заботливого коллегу? Киму не понравилась насмешка в тоне Хогарти, но все же он ответил:
— Пол Шорт.
Глаза Хогарти блеснули. Захлопнув блокнот, куда он до сих пор не записал ничего, кроме поэтического названия безвестной террористической группы, инспектор встал, похоже, вдруг заторопившись. Ким не огорчился таким оборотом дела. Ему хотелось домой, в свое уютное гнездышко, к жене и двум дочкам, к своему бульдогу. Там он наконец-то сможет почувствовать себя в безопасности и расслабиться.