Тут Петруха и познакомился с дочерью Баранова Анастасией Романовной. К отцу недавно приехала. В Петербурге семь лет жила, училась, образованная. А чему выучилась, Петруха путем и не разобрался тогда. Но все поглядывал на нее. Девица плотная, крупная, в отца удалась и с его характером. Некрасивая. Да ничего… И тогда-то и пришла уже Петрухе мысль: Баранов — человек со связями, дружит даже с губернатором, — породниться с ним! Давно хочется Петрухе большой завод построить маслодельный, чтобы молоко у всех крестьян скупать. И тут Баранов очень пригодился бы. Ну, и из Настасьи баба выйдет. С таким характером образование мешать ей не будет, особенно когда хозяйкой себя почувствует…
С той «юры Петруха стал к Баранову заглядывать часто. Сообразил и Баранов: неспроста мужик ездит. Поняла как будто и Анастасия Романовна. Так прошло не больше месяца. И Петруха решил дело кончать. Сказал прямо Баранову. Тот потер ладонью бритую голову и ответил: «Сватайся. За тебя отдам. Хотя ты сейчас и мужиком считаешься, но скоро и просвещенных капиталистов заткнешь за пояс. Люблю такую хватку. Приезжай в субботу, будешь с Анастасией сговариваться…»
На спуске к Уватчику захрапел, затанцевал жеребец. Петруха ударил его в бока коленями. Конь шарахнулся в сторону и притиснул ногу Петрухи к глинистому обрыву. На шевровом голенище сапога остались желтые царапины. Петруха замахнулся плетью.
Черт…
Жеребец в два прыжка вынес его на другой берег речки, обрызгав жидкой грязью.
Петруха озлился окончательно. И если бы здесь было открытое поле, он взмылил бы жеребца, заставив его проскакать несколько верст. Но кусты плотно обступили тропу, пустить коня в мах было негде, и Петруха мог только ругаться. Он спешился и, держа повод в руках, стал отчищать от грязи одежду. Жеребец косил на него пугливым глазом. Петруха нагнулся. Голенище сапога исцарапано было очень сильно. К невесте так приехать…
Ах ты, животина проклятая! — сквозь стиснутые зубы выговорил Петруха.
Набрав в горсть мягких, влажных листьев, он потер ими голенище, но только хуже размазал грязь.
С досады Петруха пнул жеребца йогой. Тот рванулся. Повод выскользнул из руки, жеребец, выбрасывая из-под копыт желтую листву, бросился вскачь по тропинке и через минуту у'же скрылся в кустах.
Петруха побежал вслед за ним, но топот копыт отдалялся все больше и больше и, наконец, затих совсем. Злой как черт Петруха шел по следу. Догонит ли он теперь копя? И если не догонит — куда идти: домой или к Баранову, к невесте? Жених… пешком… в грязи…
Конь никуда не свернул с тропы, так и бежал по ней. Петруха с непривычки ходить пешком вспотел и очень устал. Когда конец этой проклятой тропе? Вот она разошлась надвое. Конь повернул направо, ближе к Уватчику. Петруха сердито плюнул. Эта тропа к заимке Порфирия. Не хватало еще встретиться с ним! И с Клавдеей…
Через полчаса он вышел к заимке. Своего жеребца он увидел еще издали. Тот стоял привязанным к березе неподалеку от крыльца. Клавдея копалась в огороде. Заслышав шаги Петрухи, она подняла голову и тотчас отвернулась, стала сгребать в кучу картофельную ботву.
Здравствуй, Клавдея! — сказал Петруха, подойдя к краю вскопанной земли.
Клавдея не ответила и даже не повернула головы.
Чего же не отвечаешь? — спросил Петруха. — Спасибо тебе, коня моего привязала.
Не знала, что твой.
А знала бы?
Клавдея молча пошла с огорода, поднялась на крыльцо, остановилась на самой верхней ступеньке. Петруха смотрел на нее снизу. По лицу тонкие морщинки пошли и румянец не такой густой. А красивая все же. Хороша собой и сейчас. Очень ладная вся стать у нее. Такая тянет к себе. Не как Настасья, хотя та и молодая и одета всегда в шелка… У Клавдеи вот и кофта в заплатах…
Худо живешь, Клавдея?
Хорошо.
Она стояла, прямая, холодная, сцепив вместе запачканные в земле кисти рук. Петруха подошел к жеребцу, стал отвязывать его.
Клавдея, ты помнишь наш разговор? — спросил он, вдруг подумав: «А если бы согласилась Клавдея? К черту, к черту и Настасью тогда!» Он хотел уже занести ногу в стремя и остановился. — Подумай. Не поздно пока. Последний раз спрашиваю.
Зря ты ехал, Петруха, — еще холоднее сделались глаза Клавдеи, — зря коня своего гнал, если за этим. Говорить я с тобой больше не стану.
Петруха вскочил в седло. Деланно засмеялся.
Думаешь, тоскую по тебе? Не гордись, Клавдея! Еду сватать себе невесту, лучше которой во всем Шпверске нет. Жалей теперь!
Клавдея, не сказав ему ни слова, вошла в избу и захлопнула дверь.
Петруха злобно посмотрел ей вслед, плетью хлестнул коня и поскакал по тропе, ведущей к городу. Ничего, у Баранова примут не так!