Время близилось к вечеру. Урок на всю партию был триста тачек, работать — пока не кончат. Старшой ходил по карьеру, отсчитывая количество отвезенных тачек, карандашом ставил точки па тесаной дощечке и выкрикивал:
— Двести шестьдесят пять… Двести шестьдесят шесть… Двести шестьдесят восемь…
Покурим, Павел, — отбрасывая кувалду, сказал Середа.
Давай закончим, — отозвался Павел, — тогда будем
курить.
Душа не выдерживает, — и Середа вытащил из кармана кисет.
Павел кресалом на трут высек искру, раздул огонек, и оба с жадностью затянулись густым, вонючим дымом — махорку в этот раз им выдали гнилую.
Дерет, — покашливая, проговорил Середа.
С нового году брошу курить, — сказал Павел.
Почему с нового году?
Так, — усмехнулся Павел, — чтобы загодя самому себе срок назначить.
Силен ты волей, Павел, — разбирая пальцами жесткие кольца бороды, заметил Середа, — знаю: пообещал — сделаешь.
Сделаю, — подтвердил Павел.
Они постояли, докуривая трубки. Старшой выкрикивал:
Двести семьдесят семь.
Давай убежим, Павел, — сказал Середа. Он чуть не каждый день говорил об этом. Павел либо отмалчивался, либо отвечал: «Мне бежать некуда».
А как убежим?
Вчерашний рассказ Якова, Павел и сам не знал почему, вдруг зажег в нем мечту о свободе. Он всю ночь ворочался на нарах и не мог решить: представится случай к побегу — побежал бы он или нет? Куда бежать? Чем для него жизнь бродяги будет лучше жизни каторжника? Поймают — и снова на каторгу.
А все-таки — свобода… Как хороша свобода!..
Напросимся тачки катать, — торопливо объяснял ему Середа, — подъедет грабарь на лошади, что получше, выкинем его. Один на дно в грабарку, другой — погонять. До лесу доскачем, а там — кто куда. Потом вместе сойдемся. От пули я наговор знаю.
Невесть откуда подскочил стражник, замахнулся прикладом.
А ну, давай за работу!
Кончим. Успеем, — хладнокровно сказал Павел. — Опусти ружье.
«Кончим, кончим», — передразнил его стражник, — а всякий раз наша партия позже других приходит. Никогда не пообедаешь как следует. Первые-придут, весь жир в котле схлебают, а тебе на дне овощь одна остается. Давай берись за кувалды. Живо!
Стражник отошел от них и напал на другую пару. Повернув приклад тычком, он несколько раз ударил одного между лопаток, другого, совсем еще молодого, но болезненного парня — звали его Герасим, — наотмашь в бок. Павел нахмурился. Этого парня стражники особенно не любили. Не было дня, когда бы вот так не избивали его прикладом. Сколько раз приходил Герасим с работы в барак и всю ночь потом плевался кровью.
Расправившись с парнем, стражник прошел дальше. Герасим, шатаясь, опустился на камень, взялся рукой за бок, поник головой. Его напарник изредка помахивал кувалддй.
— Эй, Герасим! — крикнул Павел. — Тебе худо?
Парень и не пошевельнулся. Павел подошел к нему. Поправил на голове у него сбившуюся арестантскую шапку, маленькую, круглую, с плоским верхом. Герасим скорбно посмотрел на него.
Дышать нечем… — трудно выговорил он. — Бил бы… насмерть. Все одно… мне кувалду… теперь не поднять… — И зашептал торопливо: — Пойду сегодня… где дрова на кухню… колют… и… топором… отсеку себе руку… Пусть запорют потом… а на работу… сюда не пошлют больше.
А без руки на всю жизнь калекой останешься, — возразил Павел. — Выйдешь отсюда, а куда ты потом без руки?
Нет, Павел, мне отсюда не выйти. Шесть лет еще… А мне шесть лет не прожить… — Герасим был осужден на восемь лет за участие в поджоге помещичьей усадьбы. — Нет, не прожить.
Грозя кулаком, с винтовкой наперевес к ним бежал стражник. Павел его дождался.
Ты оставь парня, — сказал Павел, не давая стражнику наброситься на него, — не бей. Ты посмотри, какой он стал.
Я, что ли, за него буду урок выполнять? — закричал стражник и замахнулся.
А убьешь — тогда что?
Тогда счет будет меньше, — сказал стражник, отталкивая Павла, — а урок на партию по счету голов дают.
Павел опять стал перед ним.
Я за него сегодня урок его сделаю, только не бей ты, пожалуйста!
Стражник зло расхохотался.
Вот заступник нашелся! Ну, делай. Только знай: не успеешь — по твоим ребрам прикладом пройдусь. И ему тоже всыплю.