Лежа в постели, Лиза обдумывала: куда же она поедет отсюда, когда поправится? Кого она прежде всего будет искать? Требовательно переспрашивала себя — и отвечала: только три человека нужны ей сейчас, только этих трех нужно увидеть прежде всего — мать, сына Бориску и Михаила Ивановича. А с кого начинать? Михаил Иванович все ездит и ездит, так Анюта ей говорила, без верного человека, его не найдешь. Но если захочешь — отыщешь. А хочется его отыскать! Очень хочется. Мать и сына она видела тогда на крыльце дома Ивана Максимовича. Писала Василеву из централа дважды и отсюда снова написала, просила, чтобы передал письмо матери или сообщил, где она. Ничего не ответил купец. Но все равно, если поедет она сначала в Шиверск, то побежит прежде всего к дому Ивана Максимовича. И никуда больше.
Думала она и о Порфирий: жив ли и где он теперь? Прежнего страха перед ним уже не было. Страх подавлял, когда весь мир для нее сходился в избенке мужа. Теперь Лиза знала: если встретятся еще пути ее и Порфирия — она скажет ему все, а он пусть поступает как хочет. Головы своей теперь перед ним она не опустит, наказания от него не примет.
И тут же подумала: а ведь любил ее Порфирий. Любил. И, если жив, может, думает о ней, ждет. Ну, а она? И отвечала себе: тоже любила. Не надо ей и думать ни б какой другой любви. Вернулась бы эта…
В одну из таких минут к ней подошла бабушка Евдокея. Присмотрелась внимательно.
Ты, девонька, чем-то томишься.
Бабушка! Сын у меня есть, восьмой годок ему, в люди он подброшенный. Хочется к сыну.
Без мужа нажила? — спросила Евдокея, и легкая тень осуждения прозвучала у нее в голосе.
Без мужа. Невольный он…
А-а!.. Ну, все одно, сердце, оно не забудет. Коли знаешь, у кого он воспитывается, что ж, бери, привози. Будем вместе все жить. Мы к тебе крепко привыкли. Достатков наших хватит на всех. А там и сама приработаешь. Бог даст, внучонок вернется, жену в дом приведет — и то не раздеремся, он хороший, Коленька наш.
Лиза потрясла головой испуганно:
Что ты, что ты, бабушка Евдокея! Не знаю, чем я вас за это все отблагодарю, а жить с вами я не останусь, нет, спасибо! Не тому тюрьма меня научила, чтобы тихонько жить-поживать, когда другие жизни не видят.
Да тебе-то что до других? И так в могилу тебя злодеи чуть не вогнали!
Нет, бабушка, — Лиза тихонько засмеялась, — мне теперь это уже не в страх,
Ну и опять попадешь, — сердясь сказала Евдокея. Она искренне полюбила Лизу и не могла поверить, что та говорит серьезно. Господи! Вырваться еле живой из тюрьмы, да опять этакими делами заниматься… — Попадешь, ей-богу, попадешь! — сказала она как можно убедительнее.
Нет, теперь я никак не попадусь, я теперь стала умная.
Они еще поспорили немного. Лиза устала, замолчала первая.
Бабушка, да когда же я как следует на ноги встану? — с тоской сказала Лиза, чуть отдохнув. Сказала так, будто это только и зависело от бабушки Евдокеи.
Та заглянула в большой горшок с медовым наваром алоя. Зверобой помогал плохо, и бабушка Евдокея перевела Лизу на алой.
Вот все, что тут есть, до донушка, как выпьешь, по три ложки в день, так и встанешь, — ответила она серьезно.
Мне не дождаться!
— Бона, не дождаться! А я думала — ты терпеливая. Лиза помолчала, лежа с закрытыми глазами.
Дождусь. Я очень терпеливая, бабушка Евдокея.
И ложку за ложкой, три раза каждый день, Лиза стала пить бабушкин алой…
24
Каждый день на восток шли воинские эшелоны, и каждый день с востока шли вести о неудачах на театре войны.
После самых первых и потрясающих сообщений о потерях флота на Порт-Артурском рейде — трагическая и геройская гибель «Варяга» и «Корейца» в Чемульпо.
Вслед за этим подряд подорвались па минах «Енисей» и «Боярин».
В неравном бою с японской эскадрой пошли на дно миноносцы «Стерегущий» и «Страшный». До последнего дрался «Стерегущий», весь мир поразился его отваге.
Взорвался и погиб броненосец «Петропавловск» вместе с командующим Тихоокеанским флотом, любимцем России, адмиралом Макаровым и художником Верещагиным.