Мальчики схватились за руки, опять помчались изо всех сил.
А тусклый кружок луны все катился и катился по небу; он то забегал за острые макушки елей, то вновь выбегал, а затем его накрыло облако, и вокруг стало еще мрачней. Саша, боясь, как бы Митя не раздумал и не повернул назад, принялся расписывать вслух будущую жизнь на корабле:
— Как заявимся, Митек, так первым делом отрапортуем: «Юнга Кукин и юнга Елизаров для прохождения военной службы прибыли!» Вот папа и лейтенант Бабушкин обрадуются так обрадуются! Они ведь там по нас наверняка соскучились.
— Скажешь тоже… соскучились! — сомневается Митя. — Лейтенант меня и в глаза не видел.
— Мало ли что не видел. Все равно соскучился. Моряки знаешь как по берегу, по семье скучают? А ты ему станешь как сын или как брат.
— У него, может, свой сын есть?
— Нету! Если бы он был, так лейтенант бы тебе привет не послал. Он бы своему сыну послал. Нет, Митек, он сразу тебя признает и даже к себе в каюту жить возьмет. Ты хоть когда-нибудь в каюте на корабле бывал?
— Откуда же…
— А я, Митенька, бывал. Правда, маленьким, еще до войны, и многое забыл. Но вот одно — запомнил. Есть там такое круглое окошко, иллюминатор называется. Стекло в нем толстое, чистое, а за стеклом — синее небо. А море — тоже синее. И волны в борт корабля под самым окном тихонько нашлепывают: «Шлеп-шлеп… Шлеп-шлеп…» Они нашлепывают, а в каюте на столике стакан с компотом. Компота в стакане совсем немного, в нем чайная ложка, и она тоже негромко названивает: «Звень-звень… Звень-звень…» Правда, хорошо? Правда, шарман?
— Хорошо-о, — кивает Митя. — Да только, я думаю, компотов там сейчас никто не распивает, а все стоят на своих боевых местах и смотрят: где враг.
— А я про что? И я про то же! — сразу, не задумываясь, говорит Саша. — Мы тоже будем смотреть. С мачты будем смотреть. Нам бинокли выдадут.
— Раньше ты говорил — автоматы.
— И автоматы, и бинокли, и еще пистолеты!
— Ну, пистолеты вряд ли… Пистолеты бывают только у командиров.
— Не только у командиров. Когда к нам на ленинградскую квартиру забегал в последний раз от папы матрос с запиской, у него, матроса, на ремне висел пистолет. Вот такой! Большущий… Маузером называется.
9
Мальчики шли, разговаривали, а хмурый, полный тревожных шорохов лес между тем кончился, и за последним поворотом с горки они увидели белеющие в ночи поля, темную прямую насыпь железной дороги и постройки долгожданного полустанка на ней.
Построек было немного. Крохотный деревянный вокзал с дежуркой, сарай для инструментов и длинный, в сугробах по самые окна, барак, в котором квартировали дорожные рабочие и служащие.
Невдалеке от полустанка, среди полей раскинулось большое село по названию тоже Кукушкино. Его спящие избы и высокие ветлы сливались в один тихий темно-серый остров: там даже собак было не слыхать.
А вот в окне дежурки мерцал огонек. Слабое пламя керосиновой лампы освещало склоненную к самому столу чью-то голову в нахлобученной шапке. Хозяин шапки навалился лбом на составленные кулаки — не то крепко спал, не то дремал.
— Дежурный по разъезду. Ты его не бойся. Он только к поездам и выходит, — сказал Митя, потому что бывал тут не один раз во время поездок с Филатычем на сельскую почту и в пекарню за хлебом.
Мальчики осторожно прошли мимо окна. Митя посмотрел вдаль, в сторону убегающих в темноту рельсов, и вдруг обрадовался:
— Смотри, смотри! Зеленый светофор зажегся. Значит, поезд близко.
— Якши! — по-турецки и весело подхватил Саша, и тут же немедленно взял командование в свои руки:
— Ты, Митек, зря не зевай. Ты делай, как я. Когда придет поезд, ты смотри под вагоны, ищи собачий ящик. Увидишь первым, кричи мне. Увижу я, скажу тебе. И тут мы сразу в этот ящик — нырь! — и… поехали!
— Какой собачий ящик? Зачем? Где? — спросил неопытный Митя. — В нем что? Собаки ездят?
— Собаки не ездят. Это только так говорится — «собачий», — а ездят в нем ребята-беспризорники, безбилетники. У нас тоже билетов нет; значит, поедем в собачьем. Невелика важность. Лишь бы везло, ехало! Ведь верно?
Митя кивнул: «Верно!» Он и не подозревал, что Саша сам не имеет ни малейшего представления об этих ящиках. Саша про них только где-то что-то слыхал, а может, читал в какой-то книжке, но сам собачьих ящиков не видывал и видеть не мог. Саша ведь и на поезде-то прокатился всего-навсего один раз в жизни, когда его везли из Ленинграда в интернат.